Мечтаете провести незабываемые каникулы всей семьей в Восточной Европе? Тогда Вам следует попробовать вбить в поисковую строку Яндекса запрос: “туризм україна”, или, чтобы не тратить время на поиски, прямо сейчас посетите сайт www.uikki.com, благодаря которому Вы сможете узнать, какие отели Украины стоят вашего пристального внимания, а какие стоит обходить стороной, и, при желании, даже забронировать любой из приглянувшихся Вам номеров, не отходя от своего компьютера.

Дрейф континентов сегодня входит в общепризнанное знание о Земле. Нам известно, что поверхность Земли состоит из достаточно твердых плит, которые движутся относительно друг друга; если они сталкиваются или трутся, происходят землетрясения, извержения вулканов и появляются горные хребты. Всего лишь несколько десятилетий назад, однако, такие идеи считались почти ересью. XX век породил двух важных защитников идеи дрейфа континентов: Альфреда Вегенера (1880-1930) и Александра Лоджи Дю-Тойта (1878-1948). Первооткрывателем был Вегенер, но Дю-Тойт собрал огромное количество доказательств для Вегенера, и научному сообществу не делает чести то, что выполненную им вспомогательную работу так долго сбрасывали со счетов и недооценивали.

Именно немецкого геолога Альфреда Вегенера называют создателем и популяризатором теории дрейфа континетов

Важным трудом Вегенера являлась книга «On the Origins of Continents and Oceans» (Происхождение континентов и океанов) (1915). Поскольку он был метеорологом, а не геологом, и поскольку его теория по самой сути своей должна была привлекать сведения из многих областей науки, он допустил ошибки. По большей части допущенные Вегенером ошибки были второстепенными, но большинство ученых, изучавших Землю в то время, не поняли этого. Вместо этого они сосредоточились на двух основных допущенных им ошибках.

Передвижение континенов в представлении Вегенера

Почему перемещаются континенты? Вегенер пытался ответить на этот вполне разумный вопрос, вводя новую геологическую силу — Pohlflucht («разбегание полюсов»), которая и заставляла континенты «разлетаться» от полюсов. Кроме того, он пытался объяснить движение Америк на запад от Европы и Африки приливообразующими силами. Однако не было свидетельств того, что Pohlflucht существует, а приливообразующие силы не могли быть достаточно мощными, чтобы вызвать предполагаемые Вегенером эффекты. Поскольку механизм этот не был обоснован, а некоторые доказательства оказались неверными, то неудивительно, что ученые категорически отклонили гипотезу Вегенера… если не считать того, что основное доказательство дрейфа, которое он привел, было исчерпывающим. Все мы замечали, что края Южной Америки и Африки дополняют друг друга; когда же выясняется, что, кроме того, горные цепи в Африке совпадают с горными цепями в Южной Америке (если континенты мысленно соединить, то горные цепи состыкуются, как зубы верхней и нижней челюстей), то естественно предположить, что в словах Вегенера был какой-то смысл. Кроме того, существуют и палеонтологические свидетельства. В течение примерно половины столетия в промежуток между выдвижением Вегенером своей теории континентального дрейфа и принятием ее большинством ученых-естествоведов предпринимались еще более отчаянные попытки объяснить, почему буйная флора и фауна Южной Америки, Африки, Австралии и Индии явно очень схожи. Наиболее распространенным объяснением были гипотетические «мосты суши».

За авторством австрийского геолога Эдуарда Зюсса гепотизы о существовании океана Тетис и суперконтинента Гондваны

В начале XIX столетия австрийский геолог Эдуард Зюсс (1831-1914) предположил существование в прошлом большого ныне затонувшего континента, который как раз и заполнял собой все пустые пространства в Южном полушарии с первых дней существования Земли почти до середины мезозоя (примерно 150 миллионов лет назад по современным подсчетам); по этому суперконтиненту, названному им Гондваной, виды могли мигрировать по частям суши, которые сейчас разделены огромными пространствами пустого океана. Другие геологи, которые не могли допустить, что такой огромный материк исчез почти бесследно, предложили вместо этого концепцию узких перешейков (то есть сухопутных перемычек, тех самых мостов суши), соединявших различные части суши, как кусочки мозаики. В пользу этой точки зрения говорило наличие современного перешейка (Панамского); также существовали веские доказательства, что в сравнительно недавнем прошлом (всего лишь несколько тысяч лет назад) Берингов пролив был перерезан сухопутной перемычкой.

Трехмерная модель гайота (подводной горы) Беар, входящего в Новоанглийскую цепь подводных гор

Когда идея сухопутных перемычек стала казаться сомнительной, прежде чем появилась современная теория тектоники плит (неотъемлемой частью которой является континентальный дрейф), было выдвинуто еще одно предположение — что гайоты (подводные цепи вулканических гор) были затонувшими цепочками островов. Может быть, представители доисторической фауны, включая наших прямых предков, шли по гайотам, как по мосту, и несли с собой флору? Увы, теперь известно, что гайоты встречаются не у всех побережий, а лишь посередине океанов, в океанических горных хребтах, куда они, как по ленте конвейера, прибыли вследствие расширения морского дна, которое перемещает континенты по поверхности земного шара.

Берингов перешеек на карте мира

В наши дни теория о доисторических связях отдельных частей суши сухопутными перешейками дискредитировала себя: несмотря на внешнее сходство, Панамский перешеек — не пережиток древних времен, а «выскочка», появившийся недавно, когда два американских континента приблизились друг к другу. Берингов перешеек — исключение: сейчас общепринятым считается мнение, что он существовал несколько тысяч лет назад, когда последний ледниковый период привел к понижению уровня моря во всем мире. Таким образом, по перешейку мигрировали все виды существ, включая человека.

Вы переезжаете в новую квартиру и, конечно же, уже начали просматривать объявления в поисках заветных слов “грузоперевозки недорого”. Я рекомендую Вам не тратить свое время, а прямо сейчас посетить сайт www.monowent.ru, который познакомит Вас с надежной и ответственной компанией, осуществляющей грузоперевозки по Москве и области.

Первый найденный скелет неандертальца разбил в пух и прах большинство существовавших на тот момент эволюциеонных теорий

Так велика была всеобщая вера в катастрофизм Кювье, что когда в 1856 году были найдены первые останки того, кого сейчас мы называем неандертальцем (Homo sapiens neanderthalis), неизвестный доисторический гоминоид был назван «допотопным человеком». Кости его были найдены в пещере на высоте примерно 18 м над уровнем воды расположенной поблизости реки, и это поддерживало версию, что этот человек, наверное, утонул, когда спали воды потопа.

Французский геолог Андре Делюк преподавал свою науку самой английской королеве и улучшил барометр

Еще одним французским религиозным приверженцем теории катастрофизма был Жан Андре Делюк (1727-1817). Он нашел доказательство потопа в горной породе: это был слой, возраст которого, по его мнению, составлял 6000 лет и который он назвал делювием.

Но, несмотря на это, идея молодой Земли казалась все более несостоятельной на фоне таких доказательств, как горные породы и ископаемые останки. Верующие ученые — а в те времена, конечно, почти все ученые были верующими — создали новую концепцию, в которой очевидные доказательства не противоречили бы тому, что сказано в Писании. Суть заключалась в том, что у мира было два возраста: древний и современный. В древнюю эпоху, которая могла быть неизмеримо долгой, Бог подготовил мир к прибытию венца творения — человека; именно в этот период произошли все великие катастрофы, свидетельства которых обнаружили Кювье и другие, и к этой же эпохе относятся все странные вымершие существа, на которые указывают останки. Древняя эпоха, таким образом, была областью геологов и палеонтологов. Современная эпоха, конечно, начиналась с появлением на сцене человека и, таким образом, должна была длиться всего несколько тысячелетий; она по праву относилась к компетенции археологов. Такое разделение сфер интересов на несколько десятилетий отдалило грандиозный конфликт религии с очевидной реальностью.

Окаменелый наконечник, который исследовал Джон Фрер

Уже в 1797 году Джон Фрер (1740-1807) обнаружил то, что абсолютно точно определил как кремниевые наконечники стрел: это явно были предметы быта, появившиеся задолго до предположительного появления человека. Найденное им доказательство все проигнорировали, сочтя просто одной из незначительных загадочных аномалий; кроме того, камни могли быть просто камнями естественного происхождения, которые по случайности выглядели так, как если бы их обработали. Но тактика «если не смотреть, то, может быть, ничего страшного не случится» не могла долго работать, хотя верующие ученые старались ей следовать. Уильям Баклэнд (1784-1856), несмотря на свои религиозные убеждения, сыграл важную роль в истории геологии. Увидев в Уэльсе человеческие кости, перемешанные с костями мамонта, он пришел к выводу, что человек, который по определению принадлежит к современной эпохе, должно быть, в ходе какого-то суеверного ритуала был похоронен среди костей давно умершего мамонта, принадлежащего к древней эпохе.

Что же такое Всемирный потоп: глобальная климатическая катастрофа или миф?

Несмотря на такую изобретательность, двухвековая модель видения мира быстро разваливалась. Особенно неустойчивым как по теологическим, так и по геологическим причинам было мнение о потопе как о рубеже двух веков. Когда в 1859 году английские археологи Джон Эванс (1823-1908) и Джон При-ствич (1812-1896) сравнили свои наблюдения с наблюдениями французского натуралиста Жака Буше де Кревкёра де Перта (1788-1868) относительно инструментов, которые он обнаружил поблизости от Абвиля, они пришли к очевидному выводу, что найденные предметы того же рода, что и открытые ранее, в 1797 году, Фрером. Буше ввел понятие «антеделювиальный» («допотопный») для описания человеческой культуры, создавшей топоры близ Абвиля. Если люди могли существовать до потопа, возможно, они существовали задолго до потопа. Это все еще не противоречило Книге Бытия, в которой было сказано, что люди на Земле появились вскоре после сотворения мира. Но проблемы вызывало то, что открытая Буше ашельская культура (названная так в честь расположенной поблизости церкви) явно была гораздо старше потопа. Многие естествоведы (среди них был и Баклэнд) в своих расчетах уже отошли от потопа, хотя все еще придерживались «двухэпохальной» доисторической модели. Теперь была подготовлена почва для допущения, что возраст Земли, равно как и возраст человечества, не может составлять всего несколько тысячелетий. Так совпало, что именно в 1859 году вышла книга, тезисы которой основывались как раз на столь долгих временных периодах, — «Происхождение видов» Дарвина.

Задолго до этого Джеймс Хаттон впервые бросил вызов теории катастрофистов в своем двухтомнике «Theory of the Earth» (Теория Земли) (1788 и 1795), который стал Библией новой, революционной группы геологов-униформистов. Хаттон считал Землю очень древней и настаивал, что на протяжении всего геологического времени на нее медленно воздействовали одни и те же силы: эрозия, денудация*, постепенное горообразование. Униформисты считали ненаучным утверждение, что в прошлом действовали катастрофические силы: «Настоящее — вот ключ к прошлому». Изменения были медленными, постепенными, но на протяжении чрезвычайно долгой истории Земли они смогли образовать громадные горные склоны, хотя в общем это весьма незначительно изменило облик мира.

*Денудация — совокупность процессов сноса и удаления с возвышенностей продуктов выветривания горных пород с последующим их накоплением в понижениях рельефа.

Чарльз Дарвин — английский путешественник, автор и популяризатор теории естественного отбора

С переменным успехом соревнование постепенно выигрывали униформисты. Чарльз Дарвин (1809-1882) показал, что катастрофисты были правы, полагая, что жизнь развивалась со временем; но в его теории изменения происходили очень медленно на протяжении миллионов лет. Лорд Кельвин (1824-1907) подлил масла в огонь, приведя доказательства, что Земля должна быть очень молода (всего несколько миллионов лет), но в начале этого века открытие радиоактивных веществ позволило допустить, что скорость охлаждения Земли должна быть во много раз медленнее, чем он предполагал. И все же… как появились эти разрушенные долины в горах, если виной тому не воды потопа?

Луи Агассис — естествоиспытатель, основоположник науки о природных льдах, гляциологии

В 1840 году Луи Агассис (1807-1873) опубликовал книгу «Studies on Glaciers» (Исследование ледников), в которой показал, что в прошлые века лед покрывал куда большую часть Европы, нежели сейчас. Родилась концепция ледникового периода, который имел место в прошлом. В ней присутствовала катастрофа, но — и это было гвоздем теории — это была медленная, длительная катастрофа; более того, скоро стало очевидно, что был не один период оледенения, а несколько. Ледниковый период (который мы теперь, узнав о более ранних, называем плейстоценовым ледниковым периодом) был, следовательно, частью общей униформистской модели изменяющих факторов, повлиявших на облик Земли. А новая теория предполагала неизмеримо более длинные временные промежутки, чем готовы были позволить катастрофисты.

Современные геологи и геоморфологи признают, что парадокс величайших споров между катастрофистами и униформистами заключается в том, что и те и другие были правы: если бы они были готовы объединить свои идеи, а не пытались каждый отстоять свою правоту, наше современное представлений о подвижности Земли, возможно, сформировалось на несколько десятилетий раньше, чем это произошло. Приведу слова соврс менного геоморфолога Брайана Джона: «Конечно, возможно, что основной силой, которая сформировала склоны гор, была эрозия, как и считали униформисты. Но один оползень за пять минут может сделать со склоном горы больше, чем эрозия за тысячу лет. А оползень — явление катастрофичное».

Мечтаете устроить своим детям настоящий праздник во время летних каникул? В этом Вам поможет детский летний лагерь ЮвентаКэмп.

В ЮвентаКэмп ваш ребенок найдет огромное число новых друзей, будет принимать активное участие в жизни лагеря, научится плавать в бассейне под присмотром опытного инструктора, сможет подтянуть свою физическую форму в тренажерном зале и познать командный дух на игровых площадках.

Заинтересовались? Тогда прямо сейчас посетите сайт www.uventacamp.ru.

Роберт Бойль был уважаемым ученым, однако это не мешало ему лелеять мечту о создании «философского камня»

Достопочтенный Роберт Бойль (1627-1691), однажды названный «сыном графа Корка и отцом современной химии», действительно помог химии стать наукой. Его книга «Скептический химик», имевшая большое влияние, недвусмысленно показывала, что количественное описание процессов Бойль решительно предпочитает качественному. Закон Бойля, связывающий давление с объемом газа, знакомый всем школьникам, был впервые опубликован в 1662 году в трактате, озаглавленном «В защиту учения об упругости и весе воздуха». При всем этом Бойль был бесповоротно очарован алхимией. Он принадлежал к числу многих, завороженных мечтой о «философском камне» — субстанции, которая преобразует неблагородные металлы в золото. В поисках «философского камня» алхимики совершили множество важных открытий, из которых самым зрелищным было получение фосфора.

Роберт Бойль принадлежал к группе ученых, которые делали первые шаги на пути к пониманию законов физики, а следовательно часто ошибались. Однако, это нисколько не умоляет их заслуг перед наукой в целом, т.к. каждая ошибка – это еще один шаг на пути к истине.

Одним из главных открытий Бойля стал закон сжатия газов

Бойль и другие были всерьез увлечены идеей «фосфоров» — этим термином обозначали все субстанции, которые светятся в темноте. Это и ignis fatuus, или «блуждающие огни», которые предательски заманивают путников в болота, и многие живые существа: светлячки, светящийся планктон и бактерии-сапрофиты, которые питаются разлагающимися растительными и животными тканями.

Выше Вы можете видеть картину под названием «Алхимик в поисках философского камня», написанную в Джозефом Райтом в 1771 году. На ней изображен немецкий алхимик Хенниг Брандт, открывший фосфор

Бойль, будучи холостяком, последние 25 лет своей жизни провел вместе с сестрой, леди Ранелах, в ее особняке Ранелах-хаус на улице Пэлл-Мэлл в Лондоне. В саду особняка он устроил себе лабораторию, где поставил важнейшие из своих экспериментов. Здесь же он развлекал вечерними беседами членов Королевского общества, незадолго перед тем учрежденного Карлом Вторым. В 1677 году до англичан дошли слухи о замечательном открытии, совершенном в Германии: алхимик Даниэль Крафт получил вещество, которое спонтанно воспламенялось, а в темноте светилось ровным светом. На самом деле секретом вещества поделился (за 200 талеров) с Крафтом другой алхимик, Хенниг Брандт из Гамбурга, но об этом никто не знал. Слава Крафта быстро распространилась, и в 1677 году король Карл, сам алхимик-любитель, пригласил его в Лондон продемонстрировать удивительные свойства нового элемента (хотя, разумеется, тогда фосфор элементом еще не считался). Вечером 15 сентября Крафт со своими алхимическими принадлежностями прибыл в Ранелах-хаус, где Бойль собрал членов Королевского общества. Сохранился собственный рассказ Бойля о том, что они увидели:

Окна были закрыты деревянными ставнями, — начинает он, — а свечи перед тем отнесли в соседнюю комнату; оставшись же в темноте, мы смогли насладиться следующим феноменом. Сначала Крафт извлек на свет стеклянный шар, наполненный взвесью чего-то твердого в воде — вещества было не больше, чем две-три чайные ложки, — и, однако, оно осветило всю сферу, так что она выглядела пушечным ядром, которое, раскалив докрасна, извлекли из печи. Когда Крафт встряхнул свой шар, свечение еще увеличилось, и можно было разглядеть отдельные всполохи. Когда же встряхнули другой сосуд и нектар, заключенный в нем, возник дым, который почти целиком заполнил сосуд, и было ясно видно нечто вроде вспышки молнии, весьма разреженной, что приятно меня удивило. Но затем Крафт вынес твердый ком фосфора, который, как он заявил, светится уже два года без перерыва! Крафт взял самую малость твердой субстанции и разломил на части столь малые, что я насчитал их двадцать—тридцать, затем рассыпал их в беспорядке по ковру, и там, к нашему восхищению, они сверкали весьма ярко и, более того, мерцали как звезды, но, к счастью, не нанесли вреда недешевому турецкому ковру. Затем Крафт потер поверхность фосфора пальцем, нарисовал на листе бумаги светящиеся буквы, потом намазал фосфором свое лицо и руку Бойля, так что те зловеще мерцали в темноте. От бумаги же поднимался запах, который напомнил серу и огурцы одновременно.

Несколькими днями позднее Крафт вернулся и продемонстрировал, как фосфор воспламеняется: один небольшой кусок, извлеченный из бутыли с водой, будучи обернут бумагой, заставил ее возгореться, а другой без промедления поджег кучку пороха. Бойля с коллегами это глубоко впечатлило. Бойль пожелал немедленно произвести собственные опыты с загадочным веществом, однако на просьбу оставить образец Крафт ответил отказом, а на вопрос о происхождении фосфора сказал лишь, что тот изготовлен «из некой производной человеческого тела»

Бойль решил, что фосфор, должно быть, получен из мочи: желтая жидкость всегда распаляла воображение алхимиков, допускавших, что в ней заключена первоматерия золота. Над задачей он бился два года, пока не достиг наконец успеха. Своему ассистенту Дэниелу Билджеру Бойль велел собрать и запасти невероятные объемы мочи — для этого требовалось поработать в туалетах особняка — и выпарить из нее воду. Все оказалось впустую — как известно, фосфор содержится в моче в форме фосфатов, а эти соли весьма устойчивы.

Бойль заподозрил, что он на ложном пути и что, вероятно, Крафт подразумевал вовсе не мочу. Тогда несчастного Билджера отправили расчищать выгребные ямы. В конце концов Бойль набрел на метод Крафта и Брандта; не исключено также, что про этот метод ему рассказал старший и более опытный ассистент, немец Амброз Годфри Хэнк-виц, который навещал Брандта в Гамбурге. Ключ к отгадке состоял в том, чтобы очень сильно нагреть твердый остаток от выпаривания мочи. Когда Хэнквиц это и проделал, реторта лопнула, однако Бойль, придя взглянуть на осколки, обнаружил, что те слабо светились.

Едва представилась возможность приготовить достаточное количество чистого фосфора, Бойль проделал с ним множество любопытных экспериментов, но опубликовал только малую часть результатов. Работу про приготовление фосфора он передал в Королевское общество запечатанной, чтобы ту вскрыли и предали огласке только после его смерти. Причины такой таинственности неясны. В статье, вышедшей уже после смерти ученого, в 1694 году, приводятся все подробности процесса, а заканчивается она описанием увиденного Бойлем и ассистентами в конце нагрева:

Тем временем из реторты в приемный сосуд перетекли в изрядном количестве белые пары, подобные тем, какие образуются при дистилляции витриолева масла (серной кислоты); когда же пары осели и в приемном сосуде прояснилось, за ними вскоре последовали другие — которые, казалось, подсвечивают приемник слабым белым светом, как если погрузить фитиль в серу. И наконец, когда огонь уже неистовствовал, перетекло и другое вещество, увесистей всех прежних, как можно было заключить, поскольку оно, проходя сквозь воду, опускалось на дно приемного сосуда. Будучи оттуда извлечено (хотя часть его и осталась на дне), оно, судя по ряду эффектов и иных феноменов, оказалось именно тем веществом, которого мы желали и ожидали.

Хэнквиц впоследствии принялся поставлять фосфор — куда более чистый, чем у Крафта — в лаборатории Европы (этот бизнес оказался весьма успешным). Бойль считал, что найдется множество способов употребить новое вещество: в освещении домов, в фонарях для подводных исследований и даже в светящихся циферблатах. В числе первых вещей, изготовленных с применением фосфора, были спички, однако их производство выявило сильную токсичность фосфора: рабочих, одного за другим, поражала мучительная и обезображивающая болезнь — фосфорный некроз нижней челюсти.

Ирония судьбы: во время Второй мировой войны Гамбург разрушили зажигательные бомбы на основе фосфора — вещества, которое открыли именно в этом городе.

Снег отвоевал подъездную дорожку к вашему дому? Тогда Вам просто необходимо как можно скорее приобрести качественные и надежные снегоуборщики. Сделать это без риска для вашего семейного бюджета Вы сможете только на сайте www.in-green.com.ua!

Английского натуралиста Филиппа Госсе можно по праву назвать изобретателем морского аквариума

Филипп Госсе (1810-1888), выдающийся биолог, блестящий популяризатор естественной истории и член Королевского общества, искренне пытался примириться с теорией Дарвина. Суровый человек строгих викторианских нравов, он не тратил времени на легкомысленные поступки и даже, как правило, на собственную семью. Вот запись из его дневника: «Привезли зеленую ласточку с Ямайки. Е. разродилась сыном».

Первая иллюстрация анемонов и кораллов, сделанная Госсе в 1860 году

Как христианский фундаменталист и член аскетической секты, называемой Плимутским братством, Госсе был глубоко обеспокоен очевидными расхождениями между палеонтологическими свидетельствами и библейской хронологией. После долгих лет терзаний он нашел решение этой проблемы, а также и многих других, возникших в результате его разнообразных исследований, и в 1857 году опубликовал плоды своих раздумий в книге, которую назвал «Омфалос», что с древнегреческого переводится как «Пуп» Госсе так назвал свою книгу, поскольку его чрезвычайно занимал вопрос, имелась ли сия анатомическая особенность у Адама, ведь он, в отличие от своих потомков, не был рожден женщиной. Суть теории Госсе сводилась к тому, что творение Господа должно было нести внешность пред-существующего. Таким образом, есть настоящее, или «диахроническое» время, а по воле Господа к нему добавилось иллюзорное, его поток и выносит нам останки доисторических существ, которые Госсе изучал с неподдельным интересом. О том, как отнеслись в обществе к этой книге, рассказывает сын Госсе Эдмунд, писатель-романист (и единственный ребенок ученого: лаконичная дневниковая запись, приведенная выше, зафиксировала именно его появление на свет):

Теория, к великому негодованию моего отца, была весьма поверхностно пересказана журналистами в таком примерно духе: Господь скрыл в камнях древние кости, чтобы подтолкнуть геологов к неверию. Если быть честными, сие неизбежно и со всей логической строгостью следовало из желания воспринять буквально миф о сотворении мира за семь дней. То есть каждый изъян в замкнутой картине мироздания следовало трактовать, имея в виду, что сотворенные сущности являют нам ложные свидетельства таких событий в прошлом, которые на самом деле никогда не происходили. Так, например, утверждалось, что у Адама при рождении определенно имелись зубы и волосы, как у вполне взрослых, проживших десятки лет человеческих особей, то есть он был сотворен взрослым сразу. Адам — хотя сэр Томас Браун и отрицал это — наверняка имел и пуп, хотя пуповина никогда не соединяла его с матерью.

Ни от одной книги, наверное, не ждали такого успеха по выходе в свет, как от этого фанатичного, непреклонного и чудного тома. Отец жил как в лихорадке — вот-вот его сногсшибательный труд выйдет из типографии! «Омфалос», думал он, положит конец шумным научным спекуляциям, бросит геологию в надежные объятия Писания и заставит львов возлечь с агнцами. Пусть, допускал он, несогласие геологических фактов с первыми главами Книги Бытия будет все возрастать. В этом некого винить. Мой отец, и только он, владел разгадкой тайны, он один обладал ключом, который тихо отомкнет замок геологической головоломки. Великодушным жестом он протягивал его атеистам и христианам одновременно. Книга должна была стать универсальным лекарством, системой интеллектуальной терапии, способной исцелить от всех болезней века. Но что это? Атеисты и христиане дружно глянули на нее, посмеялись — и отбросили прочь.

Той унылой зимой, когда почтальоны начали приносить первые письма, немногочисленные и равнодушные, а также газеты с обзорами, многочисленными и презрительными, отец тщетно ждал одобрения от разных церквей, тщетно — одобрения ученого сообщества, тщетно — благодарность от «тысяч мыслящих людей», которые, как он убедил себя, непременно на него посыплются. Сведения воедино откровений Писания и геологических выводов не принимал никто. Дарвин хранил молчание, юный Хаксли отозвался о книге пренебрежительно, и даже Чарльз Кингсли, от которого отец ждал самой высокой оценки, писал, что не может «отказаться от заработанных тяжелым и медленным трудом убеждений, накопившихся за двадцать пять лет занятий геологией, и поверить, что Господь запечатлел на камнях чудовищную и ненужную ложь». Когда последовали все эти события, а другие, наоборот, не последовали, наши утренние чаепития сделались мрачными, гнетущими и холодными. Поэты зовут такое непроглядным мраком. Он сгущался день за днем — по мере того, как надежды и уверенность в себе растворялись в разреженных облаках разочарования. Отец не был к этому готов. Прежде он был любимцем публики и прессы, а теперь испытывал горечь страшного поражения.

Он не мог понять, как это так получилось, что он оскорбил многих, хотя старался всех примирить.

Жорж Леметр — выдающийся математик, физик, астроном и, как это ни странно, уважаемый католический священник

Идея, что лукавый Бог намеренно дурачит человечество, странным образом возродилась век спустя. Отец Жорж Леметр (1894-1966) был не только католическим священником, но еще и весьма уважаемым физиком-теоретиком. Главной сферой его интересов была космология, и именно он первым явно оформил мысль о расширяющейся Вселенной, что впоследствии привело к возникновению теории Большого взрыва. Бельгиец Леметр начал преподавать в Университете Геттингена, где тогда учился Виктор Вайскопф, впоследствии — знаменитый австрийский физик (незадолго до начала Второй мировой войны он эмигрировал в Соединенные Штаты). На своих лекциях Леметр рассказывал про возраст Земли: он и другие ученые вывели его из количества в минералах некоторых изотопов, получающихся при распаде умеренно радиоактивных ядер.

Как сообщил нам отец Леметр, исследования такого рода показывали: возраст Земли — около 4,5 миллиарда лет.

Когда после этой беседы мы уселись с ним рядом, кто-то спросил, верит ли он Библии. Он заявил: «Да, каждое слово там — правда». Но тогда, продолжили мы, как он может нам говорить, что Земле 4,5 миллиарда лет, если в Библии написано, что ей — 5800 лет? Леметр ответил (предполагаю, что с издевкой): «Тут нет противоречия» Мы почти закричали: «Как же так?» Он объяснил, что Господь сотворил Землю 5800 лет назад, со всеми радиоактивными веществами, ископаемыми и другими предметами, указывающими на более давние времена. Господь совершил это, чтобы озадачить человечество и испытать его веру в Священное Писание. Затем мы задали такой вопрос: «Почему же тогда вам так интересно выяснить возраст Земли, если это — не ее истинный возраст?» — «Только чтобы убедиться, что Господь не совершил ни единой ошибки», — парировал он.

Хотите научиться виртуозно играть в карточную игру под названием подкидной дурак? Тогда Вам следует прочитать тут, на сайте durolom.com, интереснейшую статью, которая познакомит Вас со всеми аспектами этой увлекательнейшей игры.

Открытие структуры ДНК Фрэнсисом Криком и Джеймсом Уотсоном — один из самых драматичных эпизодов в истории науки. Еще драматичней он выглядит в красочном изложении самого Уотсона. В 1952 году 24-летний Уотсон был приглашенным сотрудником Кавендишской лаборатории в Кембридже. Экспериментальные данные, на которые Уотсону с Криком приходилось опираться, были скудны, и при этом оба ученых ясно понимали, что в своих исследованиях они неодиноки. Работе, которая велась в Королевском колледже Лондона, мешала взаимная неприязнь двух главных действующих лиц, Мориса Вилкинса и Розалинды Франклин; главных конкурентов, как казалось Уотсону, следовало искать в Калифорнии, где обосновался грозный Лайнус Полинг — по всеобщему мнению, лучший структурный химик в мире. По счастливой случайности соседом Уотсона по кабинету был сын Полинга Питер, аспирант Кавендишской лаборатории. Чаще всего, вспоминает Уотсон, разговор у них заходил о девушках, однако…

…когда Питер одним декабрьским днем плавно вплыл в наш кабинет и закинул ноги на стол, ничего милого в его улыбке от уха до уха, расползшейся по лицу, не было. В руках он держал письмо из Штатов, которое забрал на почте по пути с обеда в Питерхаусе.

Письмо было от его отца. За обычными разглагольствованиями о семейных делах следовала новость, которой мы давно опасались: Лайнус располагает структурой ДНК. Про детали не было ни слова, так что с каждым разом, когда письмо переходило от Фрэнсиса ко мне и обратно, мы становились все грустнее. Фрэнсис принялся расхаживать туда-сюда по комнате, рассуждая вслух, что надеется невероятным интеллектуальным усилием восстановить то, до чего, возможно, додумался Лайнус. Раз Лайнус не сообщил нам правильного ответа, то наши заслуги признают равными, если только объявить об открытии одновременно.

Ничего стоящего так и не случилось, но какое-то время спустя мы поднялись попить чаю и рассказали Максу Перутцу и Джону Кендрю про письмо. Там мы заметили Брэгга (директора лаборатории), однако никто из нас не решился ему рассказать, что американцы, похоже, в очередной раз обставят английских исследователей. Пока мы поглощали шоколадные бисквиты, Джон пытался приободрить нас, уверяя, что Лайнус может и ошибаться. В конце концов, тот ни разу не видел картинок Мориса и Рози (фотоснимков рентгеновского рассеяния, полученных в Королевском колледже). Сердце, однако, подсказывало нам обратное.

Фрэнсис Крик – британский молекулярный биолог, сформулировавший центральную догму молекулярной биологии

И вот наступила развязка: в феврале Полинг дописал свою статью и направил копию в Кембридж. Уотсон от ожидания был уже на грани нервного срыва.

На самом деле, в Кембридж пришли два экземпляра: один сэру Лоуренсу (Брэггу), другой — Питеру. Первым импульсом Брэгга было отложить статью. Не зная, что Питер получил другой экземпляр, он долго колебался, прежде чем отнести свой в лабораторию Максу. Там ее мог увидеть Фрэнсис — и затеять новую охоту за дикими гусями. Согласно графику, насмешки Фрэнсиса предстояло выносить еще восемь месяцев. Разумеется, если тот завершит свою диссертацию в срок. Затем на год (если не больше) Крик отправится в бруклинское изгнание (в Политехнический институт, где ему предстояло работать), а тут воцарятся мир и спокойствие.

Пока сэр Лоуренс колебался, стоит ли отвлекать Фрэнсиса от его диссертации, Фрэнсис и я сосредоточенно изучали копию, которую после обеда принес нам Питер. Лицо Питера, когда он переступил порог, выдавало нечто важное, и у меня заныло в животе от предчувствия, что все потеряно. Видя, что ни Фрэнсис, ни я не в состоянии дальше ждать, Питер немедленно сообщил нам, что модель — трехцепочечная спираль с сахарно-фосфатной связью посередине. Это выглядело настолько похоже на наши прошлогодние изыскания, которые было решено прервать, что я сразу подумал: не осади нас Брэгг, мы уже прославились бы, сделав великое открытие. Не оставляя Фрэнсису ни шанса выпросить статью, я выудил ее из кармана куртки Питера и стал читать. Потратив меньше минуты на выводы и введение, вскоре добрался до рисунков с расположением ключевых атомов.

И сразу почувствовал: что-то тут не так…

Американский биолог Джеймс Уотсон – один из первооткрывателей структуры ДНК

Модель Полинга противоречила экспериментальным данным: Фрэнсис и Крик были с ними знакомы, а Полинг — нет. Что еще хуже, модель была неправильной с химической точки зрения. Считаные недели спустя Уотсон и Крик определили структуру ДНК. Их модель была убедительной до мельчайших деталей — сомнений в ее правильности практически не оставалось.

Случай, о котором говорит Уотсон, — когда американцы обставили английских ученых — связан с выяснением структуры полипептидной цепи, то есть структуры белка. Данные рентгеновского рассеяния говорили, что нерастворимый белок кератин (вещество волос, ногтей и наружного слоя кожи) обладает регулярной структурой, почти наверняка спиральной. Несколько лабораторий выдвигали предположения о том, какую форму может принимать эта упорядоченная структура. Брэгг, Перутц и Кендрю напечатали статью со своими гипотезами, которые, как вскоре выяснилось, были неверны.

Лайнус Полинг – лучший структурный химик своего времени

Окончательную ясность внес Полинг. В 1948 году он в качестве приглашенного профессора работал в Оксфорде. В послевоенные годы университет был местом унылым и безрадостным. Полинг серьезно простудился и заразился синуситом, который приковал его к постели. «В этот день я впервые открыл детектив, — писал он позже, — я просто старался не чувствовать себя несчастным. На второй день было все то же самое. В конце концов такое положение дел меня утомило, и я подумал: «Почему бы мне не поразмышлять о структуре белков?» Взяв ручку, карандаш и бумагу, он набросал полипептидную цепь с линейной геометрией. Значительную часть своей жизни Полинг посвятил измерению и истолкованию длин химических связей между атомами углерода и азота, углерода и кислорода и т.д., а также углов между такими связями; поэтому для него не составило труда извлечь эти числа из своей обширной памяти. Нарисованную цепь он вырезал и завернул, а потом, принимая во внимание, что атомы углерода при азоте будут образовывать водородные связи (слабое, но важное взаимодействие второго порядка) с кислородными атомами других аминокислот в цепи, он попытался выстроить регулярную структуру.

Вскоре Полинг нашел спиральную конформацию, которая выглядела весьма убедительно; тогда он подозвал жену и попросил принести транспортир, чтобы измерить у спирали геометрические параметры. Чтобы структура повторяла себя, требовалось 18 аминокислотных остатков, и эти остатки образовывали пять витков спирали. От радости Полинг забыл о своих бедах. Об открытии своем он никому не рассказал, поскольку оно не слишком хорошо согласовывалось с экспериментом: уже интервалы между аминокислотными остатками, критические для всей теории величины, отличались от данных рентгеноструктурного анализа. Впрочем, сворачивая бумагу, Полинг в конце концов обнаружил знаменитую структуру, которую мы знаем под названием альфа-спирали. Брэгг с коллегами упустили ее, поскольку ограничили себя требованием, чтобы на каждый виток приходилось целое число аминокислотных остатков. Когда Полинг предъявил структуру с 18 остатками на 5 витков, кембриджская группа была потрясена.

Макс Перутц описывает свою реакцию на выход статьи Полинга — это случилось, когда он субботним утром копался в библиотеке. Перутца откровение Полинга поразило как удар молнии, в смятении он сел на велосипед и отправился домой обедать. Раздосадованный упущением и явным расхождением модели с рентгенограммами, он внезапно вспомнил свой визит к человеку, который эти рентгенограммы сделал, — Уильяму Эстбури из Лидса. И тут Перутц понял: конструкция прибора Эстбури просто не позволяла разглядеть пятно от рентгеновских лучей в том месте, где, согласно Паули, оно должно было быть.

В сумасшедшем оживлении я поехал обратно в лабораторию и отыскал лошадиный волос, который хранился в ящике. Закрепив его в гониометрической головке (это устройство для точного выставления углов) под углом в 31° относительно падающего рентгеновского пучка, я заменил плоскую пластинку, какой пользовался Эстбури, свернутой в цилиндр пленкой — она позволяла фиксировать все рассеянные лучи под брэгговыми углами (это углы между падающим и рассеянным рентгеновскими лучами, отвечающие разным симметриям переноса в структуре) до 85°. Через пару часов, когда я проявил пленку, сердце мое готово было выскочить наружу. Как только я вынес пленку на свет, то обнаружил ярко выраженный сигнал, отвечающий расстоянию в 1,5 ангстрема — как раз той величине, что соответствовала α-спираль Полинга и Кори.

Утром в понедельник, когда Перутц появился перед своим начальником, сэром Лоуренсом Брэггом, на его лице можно было увидеть и досаду, и торжество. Когда Брэгг поинтересовался, как идея эксперимента пришла ему в голову, Перутц ответил, что всему виной их неумение увидеть то, что увидел Полинг, — это его и разозлило. Брэгг отреагировал фразой: «Лучше бы я разозлил вас раньше» Под таким заголовком и вышла книга Перутца, в которой он рассказывает эту историю.

Выставочный зал библиотеки — шестиэтажная башня книжных полок из толстого пуленепробиваемого стекла

«Библиотека ценных книг и манускриптов Бэйнеке» (Beinecke Rare Book and Manuscript Library) была подарена Йельскому университету семьей Бэйнеке. Это крупнейшее сооружение, предназначенное для хранения книг и манускриптов, было спроектировано одним из самых выдающихся архитекторов нашего времени – обладателем Притцкеровской архитектурной премии Гордоном Баншафтом (Gordon Bunshaft). Находится эта необычная библиотека в Нью-Хейвене (Коннектикут, США), в самом центре Йельского кампуса. Читать дальше>>

Древнекитайская медицина творила настоящие чудеса! Трудно себе это представить, но это действительно так, и убедиться в этом Вам позволит Ли Вест продукция.

На сайте www.li-west.net вы сможете ознакомиться с ассортиментом всех предлагаемых компанией лечебных и профилактических препаратов.

Джереми Бернштайн в своем эссе «Детский сад науки» собрал воспоминания знаменитых физиков о своем детстве. Ученые рассказывают, как у них впервые проснулся интерес к миру чисел.

Когда великого теоретика Ганса Бете (в девяносто с лишним лет он все еще был озабочен проблемами теоретической физики, которую считал самым интересным из человеческих занятий) спросили, есть ли у него детские воспоминания о математике, тот ответил:

О да — и много. Числа занимали меня с самого раннего возраста. В пятилетнем возрасте на прогулке я задал матери такой вопрос: «Не странно ли, что когда ноль стоит в конце числа, это многое значит, а когда в начале, это не значит ничего?» А однажды, когда мне было примерно четыре года, профессор физиологии Ричард Эвальд, начальник моего отца, спросил: «Сколько будет 0,5 поделить на 2?» Я отвечал так: «Дорогой дядя Эвальд, этого я не знаю», однако при следующей встрече подбежал к нему со словами «Дядя Эвальд, это будет 0,25». Тогда я уже знал о десятичных дробях. В семилетнем возрасте я выучил степени и заполнил целую книгу степенями двойки и тройки.

Станислав Улам — польский математик (1909-1984), который большую часть активной жизни провел в Соединенных Штатах и чьи математические прозрения стали решающими при создании водородной бомбы. Следующая цитата позаимствована из его захватывающей автобиографии «Приключения математика»:

Я начал проявлять математическое любопытство весьма рано. В библиотеке моего отца имелась потрясающая серия немецких книг в мягкой обложке — серия называлась Reklam. Одной из книг была «Алгебра» Эйлера. Я заглянул в нее, когда мне было лет десять— одиннадцать, и книга показалась мне какой-то головоломкой. Символы выглядели как магические знаки. Мне не верилось, что когда-нибудь я смогу их понять. Это наверняка стимулировало мой интерес к математике. Я своими силами открыл способ решать квадратные уравнения. Помню, что мне это далось ценой невероятного сосредоточения и почти болезненного и не вполне осознанного усилия. А делал я вот что: дополнял выражения до полного квадрата в уме, без помощи карандаша или бумаги.

Отрывок ниже взят из биографии Энрико Ферми (1901-1954), написанной его другом, физиком Эмилио Сегре:

Ферми сообщил мне, что одним из главных интеллектуальных прорывов в его жизни была попытка понять — в десятилетнем возрасте! — как именно уравнение х²+у²=г² определяет окружность. Наверняка кто-то сообщил ему этот факт, однако юный гений должен был осмыслить его сам.

То, что 10-летний ребенок открыл полярную систему координат, определенно следует считать фантастическим достижением.

А вот как Фриман Дайсон (род. в 1923) описывает Бернштайну одно из своих первых математических впечатлений:

Было время, когда меня укладывали спать в середине дня — точного возраста я не помню, однако мне наверняка не было и десяти. Однажды, собираясь заснуть, я принялся складывать числа — 1+1/2+1/4+1/8+… — и сообразил, что сумма сходится к двум. Другими словами, я сам, без всякой помощи, обнаружил существование сходящихся бесконечных рядов.

Бернштайн также замечает, что Эйнштейн, который был вечно недоволен своими математическими способностями, придумал доказательство теоремы Пифагора («квадрат гипотенузы…») в 12-летнем возрасте. Это открытие, однако, затмевает подвиг Пола Эрдёша, невероятно эксцентричного венгра, который каждую минуту, не потраченную на занятия математикой, считал потерянной; он мог перемножать в уме трехзначные числа в три года, оперировать квадратами и кубами в четыре, а к подростковому возрасту выдумал 37 доказательств теоремы Пифагора.

Открываете магазин женской одежды? Тогда обязательно загляните на сайт www.rosaria.ru, где Вы сможете приобрести модные головные уборы оптом.

Основные преимущества работы с компанией «VENERA» – это быстрая обработка заказов, высокое качество товаров и бесплатная доставка до транспортной компании!

Стивен Хокинг — один из самых гениальных людей современности. После неудачной операции на горле он полностью потерял способность говорить и оказался прикованным к инвалидному креслу, подвижность сохранил лишь указательный палец на правой руке. (На фотографии президент США Барак Обама выражает свою благодарность Стивену Хокингу за его огромный вклад в развитие науки, 2009 год)

Физические ограничения скорее подстегивают, чем сводят на нет желание учиться и делать открытия. Космолог Стивен Хокинг, профессор математики в Кембридже (это место когда-то занимал Ньютон), тому убедительный пример. Вспомним также Соломона Лефшеца (1884-1972), великолепного американского тополога, который готовился стать инженером, но переключился на математику, когда авария в лаборатории лишила его обеих рук. Ученому сконструировали протезы-клешни, на которые всегда были надеты черные перчатки. В начале каждого рабочего дня студент вкладывал в одну из клешней новый кусок мела, чтобы вечером вынуть огрызок.

Французский математика Жан Виктор Понселе заложил основы проективной геометрии

Тюрьма или сумасшедший дом едва ли самое подходящее место для научного творчества. И все-таки научными исследованиями занимались и в ссылках, и в лагерях военнопленных. Бывало, что узники одиночных камер умудрялись существенно обогатить человеческое знание. Французский математик Жан Виктор Понселе (1788-1867) — наверное, самый знаменитый среди ученых с такой трудной судьбой. Он, будучи офицером наполеоновского Корпуса военных инженеров, при отступлении из Москвы в 1812 году попал после неудачной перестрелки в плен и был отправлен в лагерь в Саратов. Там он провел примерно два года. Чтобы развлечься, он вспомнил о своем юношеском увлечении — математике. Особенно его интересовала геометрия. Понятное дело, в лагере нужных книг у него не было, и Понселе был вынужден восстанавливать по памяти все детали, начиная с самых основ, а потом он составил программу по исследованию проекций конических форм. Эта программа задала направление самым важным из его последующих работ, которыми он сразу после освобождения и занялся — продолжая при этом служить военным инженером, специалистом по фортификации. Уже в весьма преклонных годах он наконец опубликовал свой основополагающий труд, Applications d’analyse et de la geometrie («Приложения анализа и геометрии»), первый том которой был назван «Саратовскими тетрадями».

Деода де Доломьё

Другим примечательным узником был один из отцов-основателей геологической науки, Деодат-Гюи-Сильвен-Танкред-Грате де Доломье, именем которого названы доломиты. Доломье родился в 1750 году в семье французских военных и должен был стать военным сам, но вместо того вступил в религиозный Суверенный военный орден мальтийских рыцарей. Характер у него, похоже, был вспыльчивый, поскольку в 1768 году Доломье убил собрата-офицера на дуэли. Приговоренный к пожизненному заключению, он смог выйти на свободу только благодаря вмешательству Папы Римского. Великому магистру ордена не слишком понравился беспокойный адепт, и молодого мальтийца отправили в Мец, в военный гарнизон. Там у Доломье времени на учебу хватало с избытком, и когда под видом аптекарской работы он занялся науками, в особенности геологией, то довольно скоро стал членом-корреспондентом Академии наук.

В Меце Доломье повезло найти двоих влиятельных покровителей, герцога Рошфуко и принца Роана. Герцог поощрял интерес своего протеже к геологии, и уже скоро Доломье приступил к изучению скальных образований, базальтовых по преимуществу. Когда Роана назначили послом в Португалию, он взял Доломье с собой в качестве секретаря. Служба в посольстве, похоже, была не слишком утомительной, поскольку именно тогда Доломье провел самые важные из своих исследований. Он с радостью встретил весть о революции, однако огорчился, узнав о жестоком убийстве Рошфуко. Тем не менее Республика предложила Доломье место в Школе горного дела, где (не считая перерыва на наполеоновскую египетскую кампанию, в которой Доломье участвовал наравне с другими ведущими французскими учеными) он провел 15 лет, инспектируя шахты и занимаясь геологией. Спустя некоторое время он отправился в поход с наполеоновскими войсками освобождать Мальту от мальтийских рыцарей. На обратном пути его корабль был захвачен калабрийскими революционерами, которые, недолго думая, выдали пленника врагам — Мальтийскому ордену.

Доломье провел 21 месяц в одиночном заключении в Мессине, но даже в таких неблагоприятных обстоятельствах продолжал размышлять о науке. Когда в 1801 году он наконец вышел на свободу и вернулся в Париж, его встречали толпы людей, как и спасшегося из плена Араго (которого, правда, захватили совсем другие люди). За время, проведенное Доломье в тюрьме, его успели заочно избрать в совет Национального музея естественной истории в Париже. Перенесенные испытания подорвали здоровье ученого, и в том же, 1801 году он умер — кстати, ни разу за всю жизнь не нарушив обета безбрачия, данного при вступлении в орден.

Однако самым странным и трагичным примером жизни, проведенной в заточении, но наполненной научным творчеством, стоит считать случай математика Андре Блоха. Он родился в 1893 году в Безансоне. Кроме него, в доме росли еще два мальчика. К сожалению, родители Блоха умерли, когда дети были еще совсем маленькие. Но несмотря на это, Андре и его младший брат Жорж, проявив незаурядные способности, оба прошли вступительный конкурс в парижскую Политехническую школу.

Их учебу прервала Первая мировая война. Попав на фронт, Жорж в бою потерял глаз, а Андре, служивший артиллерийским офицером, был ранен, когда под шквальным огнем бежал с наблюдательного поста. После недолгого пребывания в госпитале он в 1917-м получил бессрочный отпуск и вернулся к учебе в Политехнической школе.

В ноябре того же года во время семейного ужина в Париже он набросился с ножом на брата Жоржа и тетю с дядей и смертельно ранил всех троих. Затем с криками выбежал на улицу и легко позволил полиции себя арестовать. Дело, в которое оказались вовлечены два боевых офицера, решили не предавать огласке, но убийцу поместили в психиатрическую лечебницу Мезон-де-Кларентон, расположенную в пригороде Парижа. Там он и оставался до самой смерти, последовавшей в 1948 году.

Психиатру в Кларентоне Андре Блох искренне признался, что ему не оставалось другого выбора, кроме как устранить всю ветвь семьи, затронутую душевной болезнью. Законы евгеники, настаивал он, неумолимы, и поступить так, как он поступил, было его долгом. Блох искренне удивился эмоциональной реакции доктора. «Вы прекрасно знаете, — заявил он, — что моя философия построена на прагматизме и абсолютном рационализме. Я следовал примеру и принципам Гипатии, знаменитой женщины-математика из Александрии». Свидетельств, что Гипатия выступала с такими радикальными заявлениями, разумеется, нет — равно как и доказательств, что Блох заработал себе психическое расстройство на войне. Однако во всем остальном он выглядел абсолютно здоровым, а в его кларентонской палате были написаны важные математические работы — в основном по алгебраическому анализу, теории чисел и геометрии, хотя он также опубликовал статью по математике приливов. Одна из статей писалась совместно с другим математиком, который пробыл в Кларентоне недолго.

Самые яркие результаты Блоха относятся к областям, которые тот целиком изучил сам, прежде чем наладить контакты — благодаря переписке и редким визитам к нему — с ведущими математиками того времени (поначалу они и не догадывались, что имеют дело с пациентом психбольницы). Заинтересовавшись экономической теорией, Блох направил несколько писем президенту Пуанкаре (родственнику знаменитого математика и физика Анри Пуанкаре) с предложениями по развитию экономики Франции. В дни немецкой оккупации он проявил образцовое благоразумие, скрыв свою еврейскую фамилию и публикуясь под двумя псевдонимами. История «математика из Кларентона», как называл Блоха знаменитый французский психиатр, чрезвычайно похожа на историю хирурга из Кроуторна, героя книги Саймона Винчестера, которая вышла в 1999 году в издательстве Penguin Booh. Книга так и называется: «Хирург из Кроуторна». В ней рассказывается о докторе-параноике, убившем в конце XIX века невинного прохожего на лондонской улице и попавшем в сумасшедший дом, а потом с усердием и отрешенностью участвовавшем в создании первого Оксфордского словаря английского языка.

Прекрасным дополнением вашего элегантного стиля и неповторимого чувства прекрасного станут золотые часы, приобрести которые я рекомендую Вам здесь — http://ruszol.ru/catalog/chasy/.

Только на сайте ruszol.ru Вы найдете самый широкий ассортимент самых разнообразных часов на любой вкус и кошелек.

Гениальный немецкий ученый Вильгельм Конрад Рентген в представлении не нуждается

Вильгельм Конрад Рентген, выдающийся физик-экспериментатор, в 1883 году, в возрасте 43 лет, был назначен профессором и одновременно главой физического института при Университете Вюрцбурга в Баварии. Место это к тому моменту выглядело тихой заводью, однако Рентген, даже несмотря на привычку работать самостоятельно, оказался замечательным руководителем и превратил институт из посредственного в весьма неплохой научный центр. Ученого тогда особенно интересовало электромагнитное излучение, и он взялся разрешить спорный и крайне актуальный тогда вопрос: чем именно — частицами или волнами — являются недавно открытые виды излучений. В частности, отрицательно заряженные катодные лучи. Вот как он пришел к своему открытию, одному из самых поразительных в истории физики.

Вечером в пятницу, 8 ноября 1895 года, Рентген работал один в собственной лаборатории. Чтобы увидеть траектории катодных лучей, сгенерированных в вакуумной трубке, Рентген перегородил им путь флуоресцентным экраном. Разглядеть бледное зеленоватое свечение экрана в тех местах, куда попадали лучи, было трудно, поэтому ученый потушил свет во всем помещении. Катодную трубку пришлось обернуть черным картоном, чтобы не мешали вспышки искровых разрядов, за счет которых и возникали лучи. В темноте Рентген заметил мерцающее пятно света невдалеке от приборов. Возможно, свет пробивался через шторы — но ученый ничего такого не обнаружил.

Мерцала, как оказалось, буква, нарисованная фосфоресцентной краской. Рентген знал, что преодолеть даже полметра воздуха вне трубки катодные лучи неспособны. Значит, сквозь картон проходит какое-то вторичное излучение. Рентген поставил на его пути игральную карту, потом целую колоду — но и то и другое оказалось для излучения прозрачным. Даже книга отбрасывала на флуоресцентный экран всего-навсего слабую тень. Но когда ученый заменил прежние преграды небольшим куском свинца, рядом с его тенью Рентген с удивлением заметил контуры собственных пальцев и внутри них — очертания костей.

Первый рентгеновский снимок, сделанный Вильгельмом Рентгеном 23 января 1896 г. В качестве подопытного выступил небезызвестный немецкий анатом Альберт фон Кёлликер

Рентген, без сомнения, мгновенно осознал, что совершил открытие, которое всколыхнет ровную поверхность физики XIX века. Примерно в то же время профессор Филипп фон Жоли советовал студенту Максу Планку, в будущем великому теоретику, сменить род занятий, так как с устройством вещества ученые уже почти что разобрались до конца.

В этот же исторический вечер Рентген установил, что излучение, названное им «икс-лучами»^*, возникает там, где катодные лучи сталкиваются со стенками трубки. Выяснилось также, что новые лучи, в отличие от катодных, не отклоняются магнитным полем — значит, они лишены электрического заряда.

*Термин сохранился до сих пор в английском языке, по-русски и по-немецки эти лучи традиционно называют рентгеновскими.

Еще несколько недель Рентгена редко видели вне лаборатории. Все это время он получал изображения самых разных предметов, включая, к ужасу подопытной, руку собственной жены: на снимке были отчетливо видны контуры колец и структура костей. Первый отчет, напечатанный в самом начале следующего года, стал сенсацией. Лорд Кельвин, один из крупнейших физиков того времени, считал статью розыгрышем, пока его не переубедили опыты, проведенные в других лабораториях мира. За несколько лет вышли тысячи статей, посвященных ретгеновским лучам. Довольно скоро их возможности осознали медики. Опасности, связанные с лучами, тоже выявились довольно быстро, и в игру вступили коммерсанты: одна английская фирма выпустила «рентгенозащитное» белье.

Открытие Рентгена имело очень большое значение для развития науки. Сегодня мы сталкиваемся с х-лучами повсеместно: когда ломаем руку, проходим досмотр багажа перед посадкой на самолет и во многих и многих других случаях

Для самого Рентгена открытые им лучи были причиной острого дискомфорта: он был свято предан классической физике, а то обстоятельство, что новое явление не вписывалось в классический миропорядок, очень расстраивало ученого. Самый заметный из его учеников, Рудольф Ладенбург, который позже стал профессором Принстонского университета, оказался в Вюрцбурге спустя несколько лет после истории с лучами, и Рентген поручил ему задачу по теории вязкости. Скорость падения шара в жидкости определяется ее вязкостью — по уравнению, выведенному в середине XIX века кембриджским ученым Стоксом. Рентгена же интересовало, что будет, если заключить шар и жидкость в узкую трубку, где неизбежно вязкое трение о стенки. Ради эксперимента специальную трубку провели через все этажи здания, от крыши до фундамента, и наполнили касторовым маслом. Если верить Ладенбургу, ничто не могло доставить Рентгену большего удовольствия, чем наблюдать за спуском шара в точно рассчитанный срок.

Филипп Ленард (1862-1947) – немецкий физик, который благодаря своей работе по исследованию катодных лучей стал нобелевским лауреатом в 1905 году. Помимо этого Ленард отличился тем, что был ярым противником теории относительности.

В 1901 году за открытие рентгеновских лучей ученому присудили самую первую Нобелевскую премию по физике, и несколько других физиков, также работавших с катодными лучами, получили повод сожалеть о том, что открытие сделано не ими. Фредерик Смит из Оксфорда однажды обнаружил, что фотопластинки, хранившиеся рядом с катодной трубкой, обычно засвечивались, и потому отодвинул их подальше, чтобы не тратить время на анализ причин. Но больше всех был расстроен Филипп Ленард (который позже станет нобелевским лауреатом за свои исследования излучения). Ленард не мог заставить себя даже произнести имя Рентгена вслух. Впрочем, он вообще оказался не в силах понять и принять те грандиозные открытия в теоретической физике, которые потрясли естествознание в первые два десятилетия XX века: так, он сделался яростным и непримиримым противником Эйнштейна и впоследствии убежденным нацистом.

Прекрасным подспорьем на пути к несметному богатству станут игровые автоматы без регистрации, которые позволят Вам легко и просто заработать ваш первый миллион.

Попытать свою удачу Вы сможете прямо сейчас, если посетите сайт www.igrovieavtomativulkan.com.

Неслышная поступь времени.

Эдмунд Берк (1729-1797)

Представьте снежно-ледяную пустыню, торосы, завывание морозного ветра, запредельные минусовые температуры. Картина настолько впечаталась в сознание, что кажется, витала в воздухе тысячелетиями. Однако еще несколько сотен лет назад жители Западной Европы в большинстве своем полагали, что мир существует каких-нибудь 6000 лет. И камни, и почву, и останки ископаемых принес на сушу, по их мнению, Всемирный потоп, описанный в Книге Бытия. Так гласило Писание. Однако сегодня в это мало кто верит всерьез. Что же изменилось? Почему мы так сжились с идеей ледниковых периодов? И дает ли это представление о том, что нас может ждать в будущем?

Не далее как в конце XVIII в. люди начали обращать внимание на свидетельства природных катаклизмов, встречающиеся по всей Европе. Они попадались всюду. Даже высоко в горах обнаруживались нагромождения валунов. Что еще могло лечь в основу «теории катастроф», кроме Всемирного потопа? Однако в 1787 г. швейцарский священнослужитель Бернард Кун осмелился помыслить иначе. Он высказал крамольную мысль, что валуны и обломки скал, отличающиеся по геологическому составу от окружающей местности, мог принести ледник. В валунах, которые в геологии называются «эрратическими», верующие видели прямое доказательство Всемирного потопа. Кун, однако, посчитал их следствием природного процесса.

Примерно в то же время шотландский геолог Джеймс Хаттон, один из основоположников геологии, выдвинул теорию, что сегодня мы наблюдаем геологические процессы, которые могут в дальнейшем (в очень далеком будущем) привести к образованию новых гор. В результате медленной эрозии, полагал он, образуются отложения, заполняющие дно озер и морей. Сегодня мы называем эту теорию «униформиз-мом» — но Хаттон в выборе слова не виноват, термин придумали уже после его смерти.

В 1795 г. он изложил свою тщательно аргументированную теорию в двухтомном трактате под названием «Теория Земли». Книга обрела известность как высоконаучный, но при этом абсолютно неудобочитаемый труд. Как заметил друг автора Джон Плейфэр, «вероятно, в силу своего большого объема и во многом вытекающей отсюда туманности изложения, труд этот был принят совсем не так, как того заслуживает». Те же, кто сумел одолеть трактат целиком, выяснили, что, по утверждению Хаттона, эрратические валуны появились в горах Юры благодаря леднику. Доводы Хаттона ставили под сомнение теорию катастроф. Современная картина мира, доказывал Хаттон, складывалась в результате естественных постепенных процессов, и для ее объяснения не обязательно искать катастрофы.

Несмотря ни на что, теория не сразу нашла приверженцев. На первых порах идея просто зачахла. И только в начале XIX в. дело сдвинулось с мертвой точки благодаря простому швейцарскому альпинисту Жан-Пьеру Перродену, который всю жизнь прожил в Швейцарских Альпах и периодически натыкался на скальные породы, словно изрезанные долотом. Перроден предположил, что это воздействие ледника, проползшего когда-то по ныне свободной ото льда поверхности. В отличие от Куна ему удалось разжечь достаточный интерес общественности, чтобы теория начала разрабатываться. Проявив большую настойчивость, он сумел уломать двух инженеров представить его концепцию на собраниях Швейцарского естественнонаучного общества в 1829 и 1834 гг. Один из слушателей пришел в такое возмущение после доклада, что решил опровергнуть доводы Перродена раз и навсегда. Звали его Луи Агассис. В свои 25 лет он уже считался восходящей звездой швейцарской науки.

Одним из самых крупных ледников нашего времени можно назвать «Перито-Морено», который возвышается над национальным парком «Ледники» в Патагонии

Однако надежды Агассиса не оправдались. К 1836г. результаты полевых исследований, проведенных в горах, кардинально изменили его точку зрения. Теперь он сам убедился, на что способны были древние ледники. На следующий год он занял влиятельную должность, придавшую его словам особый вес: он стал президентом Швейцарского естественно-научного общества. На ежегодной конференции он должен был выступить с докладом об ископаемых рыбах, будучи признанным авторитетом в данной области. Вместо этого он повел речь о «ледниковых периодах», впервые использовав данный термин на научном собрании. Агассис был настолько увлечен концепцией, что для большей убедительности вывел слушателей в горы. Среди прочего он продемонстрировал им борозды, оставленные на поверхности скал, по его предположениям, камнями, вмерзшими в ползущий по местности ледник. Консервативных ученых мужей это зрелище, впрочем, не убедило. Как знать, возражали они, с таким же успехом эти борозды могла оставить груженая повозка.

Однако неудача Агассиса не обескуражила, и в 1840 г. он написал книгу о ледниковом периоде, где выжал из данных всё. Там он доказывал, что жизнь с лица земли стерло стремительное массовое наступление ледников — «Большой ледниковый период». В том же году он выступил в Британии с докладами по теме, радостно рассказывая о мамонтах, которые замерзали в момент гибели. Несмотря на свои крайние взгляды и обвинения в приверженности катастрофизму, ему вскоре удалось привлечь на свою сторону самых выдающихся в то время британских геологов, в том числе Уильяма Бакленда и Чарльза Лайеля, о которых мы еще поговорим . Автор популярного труда «Основы геологии» Чарльз Лайель принадлежал к ярым сторонникам униформистской теории Хаттона и сначала никак не желал прислушиваться к катастрофистским доводам Агассиса о ледниковом периоде. Однако Бакленду, учителю и наставнику Лайеля, удалось его переубедить. В конце 1840 г. все трое уже выступали единым фронтом. Агассис прочитал доклад на собрании Лондонского геологического общества, где в его поддержку также вышли с докладами Бакленд и Лайель. Ледниковый период вступил в свои права.