Многие мужчины с возрастом начинают задаваться вопросом: «как лечить импотенцию?». Ответ они смогут найти на сайте www.impaza.ru, где узнают о первопричинах данного заболевания и о действенных способах его лечения!
Картина Франсиско де Сурбарана «Апостол Лука-живописец перед Распятием» на которой он изобразил распятого Христа и, предположительно, самого себя
Его живописные полотна совсем не фотография… Но «истинный образ» Христа можно увидеть на картинах великого испанского художника XVII века Франсиско де Сурбарана. Сурбаран всю свою творческую жизнь рисовал святой образ на ткани в манере «тромплей», то есть «обман зрения». И всякий раз великий художник интерпретировал его по-разному. В 1631 году Сурбаран написал картину «Святой лик» (рис. 1). На ней он представил то, что в 1898 году увидел итальянский фотограф: среди складок ткани четко вырисовываются черты распятого Христа. Повторю: это картина 1631 года. Спустя двадцать пять лет, в 1656 году, художник создал еще более поразительное творение. На этом полотне черты лица проявляются на плащанице. Лицо Христа изображено как неясное пятно цвета запекшейся крови. При этом Франсиско де Сурбаран никогда не видел Туринской плащаницы…
Рис. 1. Картина «Святой лик», написанная Сурбараном в 1631 году
Наука ссылается в своих сомнениях по поводу подлинности на следующего персонажа средневековой истории — монаха-бенедиктинца Корнелиуса Зантифлета. Он был в 1449 году в Льеже (Бельгия) во время демонстрации плащаницы Христа, проведенной по распоряжению Маргарет де Шарне. Местный епископ счел, что изображение на плащанице написано красками. По долгу службы Зантифлет с выводами епископа согласился и добавил, что плащаница «написана восхитительно». На этом средневековом свидетельстве современная наука основывает свои сомнения.
Удивительно только одно: где монах Зантифлет смог рассмотреть «восхитительно написанный» образ распятого Христа? В наши дни изображение на Туринской плащанице для невооруженного взгляда кажется бледным и едва различимым.
Может, фотоснимки могут переубедить науку?
В 1898 году Туринскую плащаницу — случай сам по себе редкий — выставили на всеобщее обозрение. Эта акция входила в программу торжеств, посвященных пятидесятой годовщине объединения Италии. Праздновали так называемый Альбертинский статут, конституционный закон 1848 года, принятый в королевстве Сардиния (именно он лег в основу общенациональной итальянской конституции). Демонстрацию плащаницы сочли удачным дополнением к официальным мероприятиям.
На фотоснимке Туринской плащаницы Секондо Пиа обнаружил лик Христа
В эти дни к туринскому юристу Секондо Пиа обратились с просьбой сделать первые фотоснимки плащаницы. Дело в том, что Секондо Пиа был очень талантливым фотографом-любителем, сфотографировать плащаницу он согласился с охотой. Тем паче, что сделать фотографии попросил его лично король Умберто I.
В общей сложности Пиа сделал 25 мая 1898 года всего десять фотографий. Но именно эти фотографии, а не юриспруденция прославили итальянца на весь мир, сохранив его скромное имя для истории. Эти снимки стали самым значительным «делом» в его карьере. Рассматривая фотографии в своей «лаборатории», Секондо Пиа с удивлением обнаружил, что фотонегатив оказался очень четким. Вместо смутных очертаний бородатого человека глазам юриста-фотографа предстало четкое изображение страшно израненного совершенно реального тела.
«Снимок оказался жутким образцом по искусству распятия. Каждая царапина от ногтей, каждый след римского бича взывали к состраданию. Перед нами — жуткое доказательство бесчеловечности человека по отношению к себе подобному, кажущееся в наших глазах еще более страшным оттого, что мы слишком свыклись с мыслью, что этот человек — Иисус Христос», — написали Л. Пикнетт и К. Принс.
Секондо Пиа увидел лицо человека с плащаницы и замер, завороженный изможденным лицом мученика.
После его снимков и взволнованного рассказа весь Турин — от мала до велика — бросился в церковь лицезреть чудо. Собственно говоря, это и было чудо — увидеть страдающего и истерзанного Иисуса Христа. «Именно тогда плащаница начала свою собственную современную историю, историю культового предмета, совершенно уникального в своем роде. Поразительный синтез тела и изображения, отпечатка и портрета, древняя реликвия и современная фотография», — отмечается в статье, опубликованной 4 июля 2007 года в итальянской газете «Corriere della Sera».
Наука тоже замерла, но совсем не завороженно. Теперь было крайне трудно доказывать с пренебрежительным видом, что плащаница — грубая рисованная подделка времен Средневековья. Рисованным изображение быть не могло, потому что художнику не под силу создать образ, про изводящий «эффект негатива». Сразу же после открытия Секондо Пиа два итальянских художника — Карло Кусетти и Энрико Риффи — попробовали повторить изображение с плащаницы при помощи художественных средств, но с треском провалились. Рисованным изображение не могло быть еще и потому, что живописцы Средневековья не обладали такими великолепными познаниями анатомии, которые необходимы для создания подобного образа. А если еще вспомнить и тот факт, что натурализм в средневековые каноны не входил…
Уже в 1902 году французский биолог Поль Виньон смог детально исследовать анатомию человека, изображенного на плащанице, — исследовать по фотографиям Секондо Пиа. Это позволило его хорошему знакомому Иву Деляжу, профессору сравнительной анатомии в Сорбонне, человеку совершенно неверующему, доложить Парижской академии, что плащаница действительно была погребальным саваном Иисуса Христа. Надо отметить, что выводы ученого в буквальном смысле слова… оскорбили Парижскую академию. Деляж лишился научной карьеры.
В 1931 году была сделана еще одна серия фотографий. Автором ее стал Джузеппе Энри.
На этих фотографиях Энри запечатлел несколько участков ткани. Качество фотографий просто превосходное, по ним можно судить о фактуре материи плащаницы. Эти снимки использовались даже при детальном исследовании самой ткани, изображения и пятен крови.
В своей монографии «La Santa Sindone rivelata della fotografia», вышедшей в 1938 году в Турине, Джузеппе Энри отметил, что первые фотоснимки, сделанные Пиа, демонстрируют куда более сильные отеки и припухлость, чем на его собственных снимках. Он сам объяснял это тем, что Пиа не смог как следует расправить ткань плащаницы перед тем, как начал фотографировать ее, и поэтому изображение лица получилось слегка деформированным. Фотографии самого Энри были использованы во множестве исследований. Так, историки и патологоанатомы (что в данном случае важнее!) пришли к выводу, что человек, чье изображение отразилось на плащанице, был распят по древнеримским обычаям. Этнологи же обнаружили, что природный тип этого человека относится к иудеям сефардам, к которым был близок Иисус.
А затем пришла эпоха приборов VP-8, или анализаторов изображений. Воспользовавшись данным анализатором, Джон Джексон объявил, что трехмерные снимки выявили на глазах изображаемого на плащанице некие предметы — скорее всего, мелкие монеты. Богослов-иезуит Френсис Файлес благодаря VP-8 смог прочитать часть надписей на окружности монеты — четыре буквы: UCAI. Файлес предположил, что это — средняя часть надписи Tiberiou Caicaroc (Тиберий император). Как известно, во времена жизни Христа именно Тиберий был римским императором.
Наука сомневается и приписывает подобное прочтение монеты богатому воображению иезуита Файлеса, указывая на ошибку в надписи на монете.
Изображение монеты на Туринской плащанице
Да, такое написание действительно представляет собой ошибку, смешение греческих и латинских букв: по-гречески TIBERIOY KAIСАРОС, на монете же — TIBERIOU CAICAROC. Но дело в том, что монетчики в Риме делали только серебряные монеты — динарии и драхмы, мелочь же чеканилась в самих местностях, в данном случае в Палестине. Местные мастера нередко путали латинские буквы с греческими. Подтверждением тому может служить факт, что уже после сообщения о находке изображения монет на плащанице в разных музеях были обнаружены еще шесть монет с подобной — «ошибочной» — надписью…
Плащаница, претерпев фотовоплощение, была готова к встрече с наукой. А наука как бы пряталась от известной строки Евангелия от Иоанна: «Счастливы те, кто, не видев Меня, поверили». Наука и видела даже, но не поверила.
Автор: Admin |
2012-09-15 |
|
Любителям всего самого странного, необычного и удивительного я хотел бы порекомендовать занести в закладки своего любимого браузера сайт о непознанном и необъяснимом — www.chuchotezvous.ru, благодаря которому Вы откроете для себя много нового и узнаете все секреты нашего полного тайн и загадок мира.
Плащаница оставалась самым ценным достоянием Савойского дома, выполняющим роль фамильного талисмана.
Ларец-реликварий
А потом произошла катастрофа. В ночь с 3 на 4 декабря 1532 года в святой капелле в Шамбери вспыхнул страшный пожар. Убийственное пламя поглощало все вокруг. Плащаница Христа, находившаяся в капелле, хранилась в закрытом серебряном ларце-реликварии. Сам ларец стоял за толстой железной решеткой. По иронии судьбы излишняя предосторожность весьма часто бывает губительна, а не спасительна. Плащаница должна была погибнуть, уж слишком быстро распространялось пламя. Оно бушевало уже около шести часов. Монахини были так перепуганы, что не успели даже позвать ключаря. Они сами более двух часов старались спасти святыню. Обильно поливали водой серебряную раку, но ничто не помогало. Спасения как будто не было.
Но плащаница не погибла: шамберийский кузнец ворвался в горящую капеллу и выломал решетку. Драгоценную реликвию вынесли из церкви один из посланников герцога Савойского и двое священников. Чудом вынесли, ведь серебряная рака уже начала плавиться от сильного жара. Реликварий раскалился до температуры около 900 °С. Позже, во время исследований ткани плащаницы в 1978 году, в ней было обнаружено аномально высокое содержание серебра. Капли расплавленного металла попали на ткань плащаницы Христа. На реликвии до сих пор заметны следы огня и воды, которой ее так щедро поливали…
Плащаница была спасена
Кафедральный собор Св. Иоанна Крестителя нашего времени и его внутреннее убранство (фотография ниже)
Но слухи о гибели священной реликвии уже поползли по миру. Слухи волновали умы и не утихали. Вскоре они достигли таких масштабов, что для расследования обстоятельств дела к герцогам Савойским отправилась папская комиссия. Только через полтора года после пожара плащаницу со следами пожара вернули в капеллу в Шамбери. А в 1578 году ее перевезли в кафедральный собор Св. Иоанна Крестителя в Турине. Но с 1543 года драгоценное полотно было покрыто куском ткани, ее старались надежно прятать от человеческих глаз. Ткань сняли только в 2002 году… чтобы на обратной стороне плащаницы обнаружить еще одно, очень слабое изображение чьего-то лица.
По мнению итальянского профессора Джулио Фанти, возглавлявшего исследование, в ходе которого слабое изображение удалось сделать более четким, это оттиск все того же лица, что и на лицевой стороне плащаницы, хотя есть и кое-какие отличия. Очень хорошо, что имеются отличия. Дело в том, что, если бы оборотное изображение было зеркальным по отношению к лицевому, плащаницу точно можно было признать подделкой — дескать, краски, нанесенные на одну сторону плащаницы, со временем просочились сквозь ткань. Но все дело в том, что в данном случае о зеркальности речь не идет, — это просто два изображения одного и того же человека.
Как написал В. Покровский в статье «Обратная сторона Туринской плащаницы», «чудеса на свете бывают, только каждое из них обязательно имеет реалистическое объяснение. Найдется ли объяснение феномену Туринской плащаницы и всем ее бесчисленным тайнам, Бог весть. Следующий раунд поисков намечен на 2025 год, когда монахи вновь извлекут ее из серебряного контейнера, где она хранится уже многие сотни лет» (Независимая газета. 2004. 27 апреля).
А пока и в самом деле пора предоставить слово ученым-исследователям Туринской плащаницы.
Продолжение легенды о плащанице
Как долго он пробыл без сознания, Жан-Пъер де Вуази впоследствии так и не смог припомнить.
Вновь и вновь кто-то склонялся к нему из темноты. Один раз больной услышал какой-то далекий шум. Жан-Пъер с трудом открыл глаза, увидел какой-то нестерпимо яркий, просто невероятный свет и вновь провалился в беспамятство.
А потом сознание вернулось, и к нему из непереносимо яркого света двинулся высокий стройный незнакомец. Глаза Жана-Пьера жадно впились в силуэт, словно сотканный из света. Лицо он пока видел неотчетливо — человек, кажется, был бородат, по плечам спускались длинные каштановые волосы. Незнакомец склонился над ложем больного.
Теплый, почти нежный взгляд больших темных глаз приковывал к себе Жана-Пъера. Де Вуази показалось, что он не может пошевелиться, скованный по рукам и ногам этим взглядом. Сердце его учащенно забилось.
— Иисус? — прошептал он. — Ты пришел, чтобы забрать меня?
— Он бредит… — словно издалека произнес мягкий мужской голос.
Жан-Пьер зажмурил глаза, понимая, что обязательно должен не поддаться мороку бреда. И силой заставил себя вновь приподнять веки.
Теперь рядом с ним был его друг, принц Халид.
— Доброе утро! — произнес сын эмира. Жан-Пъер переспросил слабым голосом:
— Доброе утро?
— Да, утро 7 сентября…
— Значит, я…
— Ты пролежал в беспамятстве целых восемнадцать дней. Но теперь ты вновь пойдешь на поправку, так говорят ибн Вазилъ и Натанаэлъ. Ах, да… — спохватился сын эмира, оборачиваясь к кому-то в покоях, — это мой друг Натанаэлъ.
Жан-Пъер с трудом повернул голову и увидел человека из света.
Натанаэлъ казался чуть старше Халида и самого Жана-Пъера. Лицо его выглядело мужественно и мягко одновременно. Волнистые до плеч каштановые волосы ниспадали с высокого лба.
— Утро доброе, — произнес он.
— Ты говоришь на моем языке? — удивился Жан-Пъер.
— Ну да, — отозвался рабби, — мы, иудеи, рассеяны по всему миру и говорим на многих языках. Кроме того, в Акконе — вы, европейцы, называете сей город Сен-Жан д’Акра — долгие годы я учился в школе раввинов. Ты, верно, знаешь, что Аккон относится к Латинскому королевству в Палестине, в нем говорят по-французски.
— Натанаэлъ только два дня назад прибыл в Тунис, — пояснил сын эмира, — мы вместе дежурили у твоей постели. А ты так и не заметил?
— Не помню… — прошептал Жан-Пъер. Л потом собрался с силами и все же спросил: — Воцарился ли мир в Тунисе?
Лицо Халида помрачнело.
— Несколько дней назад в Элъ-Багире произошла стычка между крестоносцами и нами. Карл Анжуйский напал на нас. Слава богу, погибли лишь немногие… — И Халид вновь улыбнулся. — Но не беспокойся. Мой отец сговорился с сицилианским королем, и вскоре вновь воцарится мир. Крестоносцы покинут наши земли и вернутся в свои родные края! Между отцом, повелителем Египта Бибаром и Анжуйцем сейчас вовсю идет торг!
— Они сговариваются о мире? — спросил Жан-Пъер. — А точно ли это? Или ты просто хочешь успокоить меня?
— Нет, Халид говорит правду, — вмешался в их разговор молодой рабби. — Один из наших величайших философов, Маймонид, считал, что исход брани может решить только ссора, а попытка договориться есть основа примирения. Собственно, о том же говорил и ваш апостол Павел в послании к коринфянам.
Жан-Пъер был изумлен. Иудейский рабби знал Новый Завет и даже цитировал его.
Словно читая мысли де Вуази, Халид заметил:
— Видишь, Натанаэлъ знает христианскую Библию и Коран намного лучше, чем мы с тобой! Уверен, нам троим предстоят интересные беседы! Так что набирайся сил для предстоящих разговоров…
Тем временем в лагере крестоносцев и пилигримов в развалинах крепости Марса происходило следующее.
С тех пор как в лагерь крестоносцев прибыл Карл Анжуйский, его дни — кроме того, когда была стычка в Элъ-Багире, — состояли из воинских советов, посещений больных и раненых рыцарей и воинов, которые что-то ждали от него: или нападения на Тунис, дальнейшего похода в Святую землю, или (и таких было большинство) долгожданного возвращения на родину.
Людовика IX
Казалось, мир с момента смерти Людовика IX затаил дыхание, да так и боялся выдохнуть.
5 сентября Карл Анжуйский пригласил к себе всех военачальников похода. Эмир Алъ-Мустанзир за несколько часов до того в знак мира прислал королю Сицилии трех оседланных иссиня-черных жеребцов, два великолепных шелковых ковра и деревянный ларь с золотыми монетами.
Когда руководители крестового похода собрались в шатре Карла Анжуйского, король Сицилии решительным голосом оповестил их, что он, имея в виду, что половина воинов-крестоносцев либо уже умерла, либо лежит при смерти, отказался от любой мысли о военном столкновении с эмиром Туниса. Все устремили взгляды на дофина Филиппа. В последние дни, когда влияние сицилианского короля становилось все заметнее, Филипп все громче заявлял о том, что никогда не допустит, чтобы гарантированная победа отца над Тунисом была упущена из рук, а христианское воинство ради материальной выгоды Анжуйца спасовало перед эмиром. Однако сейчас дофин молчал. Очевидно, и он понимал, что война с Тунисом будет проиграна.
Зато Альфонс Пуату решительно выступил вперед.
— Нет, брат мой! — крикнул он Карлу. — Мы не должны давать врагам нашим времени на передышку, чтобы подготовиться к сопротивлению! Надо брать штурмом их стены! В интересах нашего упокоившегося брата я убежден, что договор с этим безбожным эмиром Туниса — дело бесчестное, оно было бы предательством наших святых задач, а следовательно, нашим страшным грехом!
Карл Анжуйский бросил на брата яростный взгляд. А затем решительно заявил, что дело-то уже решенное и спорить он не намерен. Он огласил отдельные пункты мирного договора, заключенного с эмиром, умолчав о том, что Алъ-Мустанзир уже выплатил контрибуцию.
— Я собираюсь отправить воинов в родные края, — завершил свою речь король Сицилии.
Беспокойное ворчание раздалось в походном шатре Анжуйца. Рыцари умоляли его продолжить поход на Иерусалим. Король Сицилии выслушивал их с плохо скрываемым нетерпением. Он и не думал раскрывать перед ними свои карты. Никто не знал, что гонцы Анжуйца уже ведут переговоры при дворе египетского султана Бибара об открытии Иерусалима для христианских пилигримов из Сирии и европейских земель, причем политическое главенство мусульман над святыми землями Анжуец не думал ставить под сомнение. И поскольку Алъ-Мустанзир поддерживал предложения сицилийского короля, можно было добиться подобного компромисса. Отвоевывать святые земли Анжуец и не собирался.
Поздним вечером освещенный ярким светом факелов Карл Анжуйский обратился к толпе воинов-крестоносцев.
Когда он сообщил, что вскоре воинство будет отправлено в Европу, из тысяч глоток вырвались крики радости и восторга. Однако были в толпе и такие, что возмущались. Но слышно их не было…
Автор: Admin |
2012-09-15 |
|
Не секрет, что важнейшим этапом любого технологически сложного производства является промышленная водоподготовка, определяющая качество готового продукта.
Именно поэтому я рекомендую Вам поближе присмотреться к системам промышленной водоподготовки, производимым компанией «Биоинстал», являющимся эталоном высочайшего качества и надежности.
Продолжение легенды о плащанице
Король Франции Людовик IX Святой
Король Людовик IX в спешном порядке укреплял для защиты от неверных крепость Марса. Кроме этих мер безопасности, он приказал своим людям молиться, чтобы поскорее появились на горизонте сицилианские корабли. Однако проходил июль, а сицилианского флота так и не было видно.
Зато появился другой, нежданный и нежеланный гость: в лагере началась эпидемия.
Несколько дней подряд крестоносцы страдали от немилосердной жары. И вот однажды рухнул стоявший в карауле воин, да так и остался лежать на земле без сознания. Когда товарищи бросились к нему, они не догадались, жертвой какой болезни он пал, но первые злые подозрения уже зародились.
Словно волк, чья жажда крови пробудилась после первой жертвы, эпидемия начала собирать свою страшную жатву — вот еще один крестоносец, еще один… В палатках гибли люди. Сначала это были отощавшие служки, затем молодые воины, и наконец эпидемия добралась до знатных рыцарей. Их сотрясали мучительная тошнота и рвота, затем начиналась горячка, а незадолго до смерти мучали слабость и паралич. Король тут же приказал срочно хоронить тела умерших и удвоил количество богослужений в лагере крестоносцев.
Никто не знал, как переносится болезнь, а если и догадывались, что причиной ее возникновения стала вода, то предположения эти мало помогали, ибо смерть от жажды была не менее ужасна, чем смерть от мора. Регулярные объезды деревянных телег, на которые сбрасывали тела умерших, стали жуткой, но неизбежной данностью, ужасным, но уже привычным видом, и никакие старания походных лекарей не могли сдержать алчную смерть. За крепостью была вырыта огромная ямина, в которую сбрасывали жертв эпидемии. Сверху тела посыпали известью и смешанной с песком землей.
В августе жара сделалась еще сильней, а вместе с ней выросло и количество умерших.
Эпидемия ослабила королевскую армию, и не только потерей воинов — нет, упали дух и вера. Крестоносцы молили Бога о благословении. И вместо этого он послал черный мор. Многие в армии с горечью признавали, что Всемогущий явно не на их стороне. Хотя никто не верил в то, что Бог был на стороне неверных, немалое количество рыцарей заподозрило, что крестовый поход с самого его начала был для Господа делом неугодным. Другие же считали, что Бог впрямую указывает им уйти из земель Туниса и направиться прямиком в Святую землю..
.
Только к середине августа эмир узнал о катастрофе в лагере крестоносцев. Тут же принц Халид бросился к Жану-Пьеру.
— Великое несчастье пришло в лагерь твоих соплеменников! — оповестил юного барона де Вуази принц Туниса. — Страшная болезнь явилась в их лагерь, и смерть отняла множество жизней.
— Как? — в ужасе воскликнул Жан-Пъер. — И откуда появилась эта болезнь?
Халид утешающе похлопал друга по плечу: в глазах юного де Вуази стояли слезы.
— Насколько нам известно, сия болезнь переносится с водой. А еще жара, пыль и ветер, теснота в палатках крестоносцев в крепости Марса. Добавь ко всему этому злу еще и голод!
Спустя какое-то время принц добавил шепотом:
— Да, теперь ваши люди и сами видят, что Аллах вознес свой меч над лагерем крестоносцев — да и ваш святой пророк Иса тоже крайне не одобряет дело Крестовых походов…
Одним из первых, кого поразила болезнь, был сам король. Третьего августа — монарх в это время лежал на своем ложе с высокой температурой — умер средний сын Людовика Иоанн Тристан. Обеспокоенный состоянием короля, дофин Филипп строжайшим образом запретил извещать в лагере крестоносцев о смерти своего брата. Тяжелобольной король не должен ни при каких обстоятельствах узнать о смерти сына — гласил приказ дофина Франции. Караул тамплиеров охранял тело мертвого принца.
Но несколько дней спустя монарх все равно узнал горькую правду.
Лагерь крестоносцев за это время превратился в гигантский лазарет, где на всех углах кричали и стонали люди: молили дать им воды, позвать лекаря или — если дело шло к концу, — священника. Священникам, сопровождавшим крестовый поход, не было покоя. А потом умер кардинал-легат Родолъфо Алъбано.
Двадцатого августа эмир Алъ-Мустанзир решил отправить гонца в лагерь короля Людовика. Гонца — Жана-Пьера де Вуази.
— Ты должен проститься со своим королем.
Палатка Людовика IX в развалинах древней римской крепости была просторной и высокой. У входа развевалась эмблема с золотыми лилиями на красном бархате. В пятидесяти шагах от шатра короля стояла дюжина воинов.
Когда юного Жана-Пьера де Вуази ввели в королевскую палатку, рыцарь замер на мгновение.
Хоть горел огонь во многих серебряных жаровнях, хоть поблескивало бессчетное множество свечей, в шатре было сумрачно. Ложе короля было со всех сторон окружено знатными крестоносцами и священниками, среди них стояли сыновья короля, его младший брат Альфонс Пуату, королевский племянник Роберт Артуа, а также король Наварры. И только спустя несколько мгновений Жан-Пъер увидел изможденную фигуру на ложе — это был Людовик IX. Словно издалека доносилась молитва священника.
Людовик IX тяжело дышал, его губы дрожали. Тонкая струйка слюны стекала из уголков его рта. Из глаз монарха текли слезы.
В этот момент в шатер вступил епископ Турский в сопровождении двух священников. На голове его была митра, а в правой руке золотой цимборий. Епископ приблизился к ложу умирающего. Руки монарха мелко дрожали. Епископ открыл цимборий и протянул королю гостию, а священники упали на колени.
Дыхание короля становилось все тяжелее, грудь вздымалась и опускалась с большим трудом. Правой рукой король в отчаянии прижимал к сердцу деревянное распятие.
Внезапно кто-то сказал Жану-Пьеру:
— Приблизьтесь, барон де Вуази, передайте ваше послание…
Адмирал Флоренц де Веренн склонился перед королем:
— Сир, это Жан-Пьер де Вуази, младший сын барона Рэде, Пьера III де Вуази. Он доставил вам послание эмира Тунисского, Алъ-Мустанзира, чьим заложником стал в недавнее время.
Жан-Пъер упал перед ложем умирающего короля на колени, желая поцеловать дрожащую руку Людовика.
— Не подходи близко, сын мой, избегай опасного для твоей жизни прикосновения к моему телу… — задыхаясь, прошептал король.
— Нет! Нет! — с жаром возразил юный барон. — Дозвольте мне поцеловать вашу руку, сир! Не бойтесь за меня! Ваши заслуги перед Христом охранят меня от болезни. Ибо спешил я предложить вам мир от эмира Туниса. Алъ-Мустанзир клянется и впредь с добротой и почтением относиться к христианам в своих землях. А еще обещает эмир, что не придет на помощь султану Бибару, если армия крестоносцев двинется на Египет. — С этими словами Жан-Пьер положил на королевское ложе послание Алъ-Мустанзира.
— Мир… мир… — закашлялся король. Казалось, письмо эмира очень взволновало его. Лицо Людовика было бело, как мрамор.
— Следуйте за мной, мои отважные воины! — внезапно прохрипел король; в глазах его появился странный блеск. А голова в волнении начала метаться из стороны в сторону.
— Вот он, крест… там, за той стеной… О Гроб Христов! Трепещи, нечистый, неверующий народ! Крестоносцы, разрушьте, уничтожьте эти стены!
— Он бредит… — прошептал король На-варрский.
Король со свистом втягивал в легкие воздух.
— Это твой дворец небесный, да, Иисус? — прошептал Людовик. Его глаза были открыты и во что-то вдали жадно вглядывались. Щеки короля внезапно раскраснелись, как будто кто-то ударил его по лицу. — О блаженный Сион, приветствую тебя!
Жан-Пъер де Вуази боролся со слезами.
— Отец! Не покидай нас… — умолял дофин.
Властитель Франции отдал душу Творцу всего сущего.
Только сейчас слезы хлынули из глаз Жана-Пьера.
— Он умер! Какая смерть! — прошептал король Наваррский.
— Так умирают святые! — отозвался Альфонс Пуату.
Епископ Турский подошел к смертному одру короля и двумя пальцами закрыл глаза монарха. После этого священник опустился на колени и произнес:
— О святой король! Какие же страдания оставил ты нам в наследство!
Людовику IX, властителю Франции, было пятьдесят шесть лет.
Вернувшемуся во дворец эмира Алъ-Мустанзира заложнику Жану-Пьеру де Вуази было очень плохо. Его колени дрожали, тело содрогалось от рвоты. Голова юного крестоносца раскалилась, словно железо на огне в кузнице.
— Я целовал руку моего короля… — прошептал он встревоженному не на шутку ибн Вазилю. И потерял сознание.
Автор: Admin |
2012-09-12 |
|
Счастливые обладатели мобильных телефонов и планшетных компьютеров, оснащенных операционной системой Android, конечно же знакомы гигантским цифровым магазином Гугл Плей Маркет, где любой желающий может приобрести множество разнообразных программ, виджетов, приложений и игр для своего смарт-устройства.
Узнать больше о возможностях Google Play Market Вы сможете на сайте www.google-play-market.com.
В своей работе Дж. Новелли писал: «Необычайная и провокационная выставка, касающаяся также плащаницы, развернулась с 9 марта по 2 сентября 1990 года в Британском музее под названием «Подделки? Искусство обмана»».
Наука вполне справедливо отмечает, что первые столетия после Рождества Христова не оставили для нас никаких изобразительных свидетельств о внешности Иисуса Христа. Ученые ссылаются на то, что Библия категорически запрещает делать «изображения всего того, что есть на небе вверху, что на земле внизу и что в воде ниже земли» (Исход, 20:4; Левит, 26:1). Это требование, по мнению науки, строго соблюдалось членами первоначального христианства, которое состояло из ревностных приверженцев Библии, иудеев.
В Средние века многие никак не желали поверить в то, что ничего не было известно о внешности Иисуса Христа. Было, было известно. В книге М. Хитрова «Подлинный лик Спасителя» приводится письмо императору Тиберию от некоего проконсула Палестины Публия Лентулы. В этом письме описывается внешний вид Иисуса Христа: «Этот человек многосторонне одарен. Имя его — Иисус. У него прекрасное и благородное лицо, гармоническое строение тела. Его волосы — цвета вина, прямые, но ниже ушей в завитках, и блестящие. Лоб — прямой и чистый. От лица его исходит сила и спокойствие… Линии носа и рта — безупречны. У него густая борода и такого же цвета, как и волос на голове. У него голубые и лучезарные глаза» (цит. по: Хитрое М. Подлинный лик Спасителя. М., 1894.).
Наука справедливо отметит, что ей очень хорошо известна чиновничья иерархия эпохи Тиберия в Палестине. И в этой иерархии никак не обнаруживается такой чиновник, как проконсул Палестины Публий Лентула. Еще в XV столетии Лоренцо Валла установил, что так называемое «Письмо Лентула» — апокриф не древнее XII столетия. С этим вердиктом науки невозможно не согласиться, но в XII веке в Турине еще не было плащаницы, и некто, прикрывающийся именем Публия Лентула, не мог увидеть ее и «придумать» внешность Христа. То же описание, что дано в послании, очень напоминает «милицейский фоторобот», совпадающий с… изображением человека на плащанице. Так что, скорее всего, апокрифы все же опираются на не дошедшие до нас древние изображения.
Так были ли такие изображения Христа?
По свидетельству Лампридия, у императора Александра Севера (222-235) в божнице рядом со статуями мудрецов древности стояла статуя… Иисуса Христа. А в IV веке историк Евсевий видел в Кесарии Филипповой памятник, который поставила женщина, исцеленная Христом (Матфей, 9:20). «Это была бронзовая скульптурная группа, состоявшая из двух фигур: самой женщины и красиво облеченного в двойную мантию человека, простирающего к ней руку», — пишет в восьмом томе своей «Церковной истории» Евсевий (Цит. по: Мень А. Сын Человеческий. М.: Протестант, 1992).
Могильник в катакомбах святого Калликста
В катакомбах святого Калликста существовала удивительная фреска. В XVII веке ее скопировал первый исследователь христианских древностей Антонио Бозио. На потолке катакомб в медальоне можно было увидеть лицо человека с длинными волосами и бородой. Фреска датировалась II веком нашей эры.
Наука как бы раздваивается в своих суждениях. Иногда она берется утверждать, что иконописный Иисус — человек не от мира сего. А потом заявляет, что образ Иисуса Христа начали писать с прекраснейшего лицом и распутнейшего в истории католической церкви кардинала Цезаря Борджиа, сына папы Александра VI (1492-1503). Такой Христос — подделка, как и плащаница, говорит наука.
В 1930 году Туринскую плащаницу исследовал известный художник и биолог Поль Виньон. Он обнаружил на отпечатке лба Иисуса Христа четко выделяющуюся знак в виде буквы V… что примечательно, тот же самый знак присутствует и у Иисуса, изображенного на византийской мозаике 11 века.
Но как быть с тем, что на плащанице Христа удалось обнаружить некоторые специфические детали, доказывающие, что изображение на ней повлияло на художников и иконописцев до появления плащаницы в Лирее? Француз Поль Виньон заявлял в 1902 году, что некоторые черты человека с плащаницы совпадают с образами Иисуса, датируемыми византийским периодом. Эти черты получили в науке название «знаки Виньона».
«Самая известная из этих отметин — обращенный вниз V-образный след между бровями, который, по мнению Виньона, в точности совпадает с традиционным образом, сложившимся в ранней иконографии Иисуса, благодаря которому Он выглядит нахмурившимся, сдвинувшим брови. Виньон утверждает, что он идентифицировал двадцать отдельных знаков, которые можно отождествить с особыми чертами на раннехристианских живописных изображениях», — отмечают в книге «Туринская плащаница» Л. Пикнетт и К. Принс.
Как быть с хранящейся в Национальной библиотеке Мадрида миниатюрой, на которой изображен момент передачи плащаницы византийскому императору Роману I Лакапину? На этой миниатюре плащаница представлена в виде длинного полотна, на котором художник специально выделил лик Христа. К этому-то лику как раз и прикладывается император. Джованни Новелли пишет: «Противореча легенде об Акбаре, эдесском царе, в которой «Мандил» имеет размеры маленькой салфетки, изображение из манускрипта представляет его во всю длину, придавая ему вид плащаницы» (Новелли Дж. Туринская плащаница: вопрос остается открытым. М., 2000). На самом деле никакого противоречия здесь все-таки нет. Просто четырехметровую плащаницу Христа хранили в свернутом виде так, чтобы снаружи на поверхности был виден только лик Христа.
Возьмем также для примера иллюстрацию из Молитвенника, созданного в 1190-е годы в бенедиктинском монастыре в Венгрии. На ней изображено, как тело Иисуса готовят к погребению. Тело находится в той же позе, какую запечатлело изображение с плащаницы. Главная деталь — скрещенные руки. Ангел держит в руках плащаницу, в которую предстоит завернуть тело Христа.
Старший научный сотрудник отдела древнерусской живописи Русского музея И. А. Ша-лина в одном из своих докладов в 1994 году обратила внимание на икону «Христос во гробе». Икона получила греческое название «Акта Tapeinosis» и славянское «Уныние», или «Смирение Нашего Господа». Икона XIV столетия, о ней упоминается в письме патриарха Афанасия I в 1305 году, то есть до появления плащаницы в Лирее.
Впервые же «Христа во гробе» изобразили на миниатюрах греческого Евангелия из Карахиссар в конце XII века. Есть аналогичное изображение «Акта Tapeinosis» и в диптихе из греческого монастыря Метеоры. Оно написано около 1381 года и принадлежало основателю монастыря Иоасафу Урошу Палеологу. На обороте диптиха сохранилась надпись о назначении образа: в церемонии страстных дней икону возлагали прямо на эпитафию-плащаницу, которая устанавливалась в центре храма.
Но еще более потрясающей является другая икона. Она происходит из сербской Православной церкви в Белграде. Надпись на церковно-славянском языке упоминает сербского короля Уроша II Милутина (1282-1321), икона была вкладом его вдовы в Милютинский мавзолей-храм в Баньский монастырь. На иконе обнаженный Христос, словно реально положенный на плащаницу, изображен со скрещенными на животе руками и кровавыми ранами распятого.
Откуда взялась эта плащаница на иконе? Ведь очевидно, что прототипом ее была вертикально подвешиваемая завеса.
Возможно, это объясняет и тот способ, которым когда-то закрепляли в Фаросской часовне Константинополя мандилион-плащаницу. Верхнюю лицевую часть плащаницы поднимали до уровня скрещенных рук Спасителя со следами крови от гвоздей Распятия. Дж. Джексон изучал Туринскую плащаницу и подтверждает наличие специфических поперечных складок в центре лицевой и оборотной сторон пелены, свидетельствующих о подобном сгибе ткани в течение длительного времени. Им же установлен факт прикрепления сложенной пополам плащаницы к поднимавшему ее в этом месте брусу, на котором она была закреплена.
Пятница, избранная для демонстрации реликвии, когда отпечаток мертвого тела был доступен для созерцания, прямо соответствовала дню еженедельной памяти Креста и Распятия. Д. Паллас пишет, что не исключено и то, что «устройство, на котором плащаница с образом мертвого Христа поднималась из ларца-реликвария, было оформлено в виде креста, сделанного в меру и наподобие Голгофского. Такой крест с частицей Истинного Древа, соединенный с реликвией копия, в 532 году Феодор Петрский в энкомии на св. Феодосия упоминает в алтаре Иерусалимской базилики на Голгофе» (цит. по: Pallas D. I. Passion und Bestattung Christi in Byzanz. P. 72). Об этом сохранились также свидетельства в латинской рукописи XII века: «Мера длины Тела Христова, которая была снята верными мужами в Иерусалиме. Император Юстиниан сделал согласно длине тела крест» (чудотворная икона в Византии и Древней Руси. М., 1996. С. 440).
Специалисты по иконографии могут сделать вывод, что иконография ликов Христа «не плод интеллектуального и литургического творчества, но образ исторический, с самого начала своего существования обязанный нерукотворной реликвии Христа, точно передавшей черты лежащего в гробу Господа» (Шалина И. А. Икона «»Христос во гробе» и нерукотворный образ на Константинопольской плащанице». Из материалов конференции «Научные и богословские аспекты исследования Туринской плащаницы и чудесных знамений, происходящих в Православной церкви»).
На Руси иконы «Христа во гробе» и «Спас» ассоциировались именно с плащаницей Иисуса, символом-реликвией. Об этом свидетельствует и Максим Грек, называвший такие иконы «нерукотворным образом Спасова схождения». Об этом говорит и то, что хоругви со «Спасом Нерукотворным» украшали русское воинство уже на Куликовской битве.
Московский историк М. Чегодаева сравнила лик, изображенный на Туринской плащанице, с одним из первых изображений Христа Пантократора (Вседержителя), иконой, которая хранится в монастыре Св. Екатерины на Синае и датируется V веком. Когда Чегодаева, пользуясь методами криминалистики, наложила один «портрет» на другой… изображения полностью совпали.
Автор: Admin |
2012-09-12 |
|
Споры о подлинности Туринской плащаницы не утихают и по сей день… и не удивительно, ведь именно она является единственной и нерушимой основой всей христианской религии, доказывающей существование Иисуса Христа.
Именно поэтому я настоятельно советую Вам перед прочтением следующей статьи привести свои мысли в порядок. А лучшим способом для этого является подводная рыбалка.
И только на сайте za-ryboi.ru Вы сможете приобрести снаряжение для подводной охоты, которое позволит Вам открыть для себя новый мир, исследование которого станет самым ярким и незабываемым событием в вашей жизни!
Анна-Катарина Эммерих
Среди мистиков, которых Церковь хоть и с большой неохотой, но все же приняла, можно назвать Анну-Катарину Эммерих.
Она не усомнилась в подлинности плащаницы из Турина. Нет, она верила, но увидела больше.
Простая крестьянка, она родилась в Вестфалии в 1774 году. От нее категорически отказывались все женские монашествующие ордены. Бедной женщине пришлось пройти через неисчислимые унижения. И наконец в 1813 году ее все же зачислили в орден августинок. Все время до своей смерти в 1842 году Анна-Катарина Эммерих провела в монастыре августинок, не вставая с постели.
Стигматы, они же раны Христовы – кровоточащие раны, проявляющиеся на телах самых преданных Богу рабов
Эммерих получила стигматы и была одной из первых, кому приходили невероятные, захватывающие видения. Видения эти вызывали сомнения, непонимание и даже пугали Церковь. Зато простой народ никогда не оставлял Анну-Катарину и почитал ее как святую. Вот только в этом статусе ей постоянно отказывали. Беатификационный процесс Церковь начала только в 1981 году. После него Анну-Катарину Эммерих официально назвали… «рабой Божьей».
Клеменс Брентано – популярный немецкий поэт и писатель XVIII века
Писатель Клеменс Брентано посещал провидицу в больнице на протяжении нескольких долгих месяцев, и она, прикованная уже к постели, надиктовала ему для потомков настоящую историю Христа, увиденную ею. Книга Анны-Катарины Эммерих «La dolorosa Passione di N.S. Gesu Cristo» переиздавалась несколько раз. В 1946 году ее издали в Бергамо с согласия епископа Бернарегти, а до него — генерального викария епархии Ратисбона, в Баварии. Книга эта воистину удивительна.
Есть в ней и поразительный, волнующий рассказ о том, что видела Эммерих 170 лет тому назад, прикованная к постели. Она видела плащаницу Христа. Согласно данному видению, плащаница, почитаемая в Турине, не является подлинником, но «следом», то есть копией, полученной чудесным образом в более древние, нежели средневековые, времена. Согласно этому видению, когда-то к старинному льняному полотну приложили более новое. Анна-Катарина Эммерих говорила: «Я видела подлинник, немного изношенный и разорванный, почитаемый в каком-то месте в Азии не католическими христианами. Я забыла название города, расположенного вблизи страны трех волхвов».
В видениях Анны-Катарины Эммерих сомневаются. Но… те видения неоднократно подтверждались впоследствии открытиями, сделанными в наши дни так называемой «библейской археологией».
Вот что увидела «раба Божья». Погибшего на кресте Иисуса, обернув бинтами, положили на простыни, пелены. «Перед моими глазами пронеслось волнующее чудо. Иисус как будто хотел своим уходом возместить тревогу, страдания и любовь. Он показал свое Пресвятое Тело со всеми ранами, отпечатанными на пелене темно-коричневым цветом. И он оставил свое «изображение» на полотне, которым был обернут… Необыкновенное событие было столь велико, особенно когда пелену развернули, а еще больше, когда оказалось, что бинты, обвивающие Его Тело, были белы, как и до того… На нижней части пелен отпечаталась одна часть тела Искупителя, а другая на той, которой прикрывали».
Эммерих рассказывала, что «видела многие вещи, связанные с более поздней историей тех пелен». «Их почитали в разных местах», «один раз из-за них поругались, и чтобы прекратить спор, подожгли полотно».
Отпечаток Тела Христова на Туринской плащанице
Обман больного воображения больной женщины? Но как тогда быть с тем фактом, что никогда не покидавшая своих родных краев необразованная монахиня-августинка сумела точно описать даже цвет изображения на пеленах («темно-красный»), а также рассказать, что на плащанице были изображены «все Его раны», что официально было подтверждено только спустя восемьдесят лет после видений Анны-Катарины Эммерих, уже после того, как были сделаны первые снимки.
И вот еще одно неожиданное видение: «Благодаря молитве одного святого человека получено два оттиска, как верхней, так и нижней части, путем простого наложения одного куска полотна на другой. Так получены копии изображения, которые Церковь признала с радостью. Освященные этим контактом с истинной плащаницей, они сотворили многие чудеса».
Витторио Мессори в статье «Черные страницы истории Церкви» скажет: «К «свидетельствам» возможно будущей святой нужен какой-то осторожный религиозный подход. Но нельзя их отбросить априори, так как не стоит забывать, что в подобных случаях мистик «знает» больше, чем ученый».
Продолжение легенды о плащанице
Вел подобные разговоры юный барон Жан-Пъер де Вуази и с детьми эмира, принцем Халидом и принцессой Салимах.
— Знай, христианин, что я превыше всего ценю и восхищаюсь матерью Исы, — честно признавалась молоденькая Салимах. — Мать Исы в исламе играет особую роль, — пояснила она, — она считается у нас одной из лучших и благороднейших женщин, живших когда-то на земле, как Хадижа, жена Мухаммеда, и Фатима, его дочь. Дева Мария — образец для всех мусульманок. По-арабски ее называют Мариам, и это единственное женское имя, что попало в Коран. Все остальные там зовутся лишь «дочь того-то и того-то» или «жена такого-то и такого-то». А имя Мариам упоминается в Коране тридцать четыре раза, даже чаще, чем имя самого Исы… Девятнадцатая сура носит ее имя, а третья сура подробно рассказывает о ней.
Халид подал сестре красивую, переплетенную в кожу книгу.
— Это Коран. Вот что рассказывается в третьей суре о рождении Мариам: ее отец звался Имран. Вместе с женой успел он состариться, но пара всю жизнь оставалась бездетной. В один из дней жена печально глянула на кормившего птиц Имрана. Затосковала она о дите и попросила Аллаха послать им с мужем потомство; причем умная женщина пообещала, что дитя будет служить Богу. Молилась жена Имрана так: «Господь наш, видишь, я славлю тебя… Ты — Всеслышащий, Всезнающий». И когда жена Имрана родила на сеет дочь, она дала ей имя Мариам и доверила Аллаху оберегать девочку.
Позднее Мариам доставили в храм в Иерусалим, чтобы могла она там служить Господу. Захария, женатый на сестре матери Мариам, взялся приглядывать за девочкой. Ей дали жилье при храме, где она день и ночь славила Бога. В этой комнатке с ней заговорил ангел. В третьей суре сказано: «О, Мариам, Аллах избрал тебя и сделал чистой, избрал он тебя пред другими жителями мира. О, Мариам, склонись смиренно пред тем, что ожидает тебя». И когда однажды Мариам вернулась после молитвы к себе, Аллах послал к ней ангела в образе совершенного человека.
Дева испугалась и сказала ангелу: «Я найду от тебя защиту у Всемилосердного, отступи от меня, если боишься Господа». Но ангел заговорил с нею: «Я и есть посланник твоего Господа». И сообщил Мариам о рождении «чистого сына». Мариам спросила тут же: «Как же будет дарован мне сын, если меня не касался муж и я пребываю девой?» И получила ответ от посланника небесного: «Да будет так!» И Мариам поверила. Перед родами молодая женщина уехала в отдаленное место. Когда Мариам родила сына Ису, была она, согласно Корану, одна в предродовой боли и отчаянии.
— С трудом прижалась она к стволу финиковой пальмы… — Лицо Салимах сочувственно сморщилось. — Боли Мариам были столь ужасны, что сказала она: «О, Аллах, лучше бы я сразу умерла, и меня позабыли!» — Салимах смолкла на мгновение, а потом взволнованно продолжила: — Коран рассказывает также, что, когда Мариам с младенцем на руках вернулась к своей семье, ее заподозрили в нечестности. Бедняжку обвиняли и оскорбляли. В девятнадцатой суре Корана даже переданы слова, с которыми к ней обращались недоверчивые родные: «Мариам! Ты совершила нечто неслыханное. Твой отец не был дурным человеком, и мать твоя была честной женщиной!» Но тут Мариам пришел на помощь сам Господь, он надоумил ее. Она показала на ребенка в яслях и сказала: «Его спросите!» Родня ответствовала ей: «Что нам говорить с ним, когда он еще младенец в люльке!» И тут младенец Иса начал говорить: «Я — слуга Аллаха! Он дал мне книгу и сделал своим пророком. И он же благословил меня!».
— Так в Коране говорится, что младенец Иисус мог говорить? — изумился Жан-Пъер. — В нашей христианской Библии ничего не рассказывается об удивительных речах Иисуса в люльке или что младенец Иисус отличался от детей своего возраста. Но как может утверждать такое Коран, если он отрицает божественную природу, божественное происхождение и значение Христа?
— Ну, разумеется, Иса был способен творить чудеса не только взрослым, но и маленьким ребенком, — воскликнули дети эмира. — Неужто ты не знаешь истории, о которой говорится в Коране, когда маленький Иса своими маленькими пальчиками сделал из глины птичку, а потом хлопнул в ладоши, и птичка ожила и начала петь и летать?
— Нет, — растерялся Жан-Пъер, — о таких чудесах наша Библия ничего не сообщает…
— И каково же Мариам было смотреть потом, как заворачивают ее сына Ису в погребальные пелены… — пригорюнилась Салимах.
Автор: Admin |
2012-09-12 |
|
Лето уступило свои права промозглой осени, а это значит, что пришло время приобрести стильный головной убор! На сайте www.loricci.ru представлены шапки, которые не оставят равнодушным ни одного ценителя моды.
Высокое качество и широкий ассортимент товаров и низкие цены делают данный сайт обязательным к посещению в преддверие наступающих холодов.
Долгое время церковь отказывалась верить в существование плащаницы, в которую было закутано снятое с креста тело Иисуса Христа
Наука вполне справедливо отмечает, что признание подлинности Туринской (когда-то Лирейской) плащаницы усложняется еще и тем, что в подлинности ей отказывали еще в эпоху Средневековья. Наука указывает на то, что даже в те времена происходило нечто таинственное, «закулисное», что стояло за этой уникальной реликвией. «Невозможно избавиться от чувства, что здесь чего-то недостает, что в этом деле замешано гораздо больше фигурантов, чем это видно на первый взгляд», — пишет Ян Вильсон.
Папа Клемент VI
10 апреля 1348 года после завершения эпидемии чумы и в условиях ведения Францией войны с Англией (растянувшейся на сто лет) граф Жоффруа де Шарне обратился с просьбой к папе Клементу VI (1342-1352): «…в ознаменование удачного побега графа из английского плена, избавления французов от только что закончившейся эпидемии чумы» разрешить размещение в храме в Лирее имеющейся в собственности дома де Шарне плащаницы Иисуса Христа.
Причем де Шарне прямо указал, что он владеет именно той плащаницей, которая некогда находилась в Константинополе в Фаросской часовне византийских императоров. Вот только, к неудовольствию церковных властей, Жоффруа де Шарне так и не объяснил, как к нему попала плащаница «из Константинополя». Он лишь инспирировал следующие слухи: дескать, приобрел граф плащаницу по случаю у… рыцаря-крестоносца, а до «обретения» плащаницу за деньги демонстрировал крестоносец-аноним. Как справедливо заметил Е. К. Дулуман, «такого не могло быть. Невероятно, чтобы свирепствующая средневековая католическая инквизиция десятилетиями мирилась с тем, что вот таку-у-у-ю святыню позволяет себе держать в руках какой-то мирянин».
Документального ответа папы Клемента VI не сохранилось. Но судя по дальнейшим событиям, устно или письменно папа римский удовлетворил просьбу Жоффруа де Шарне. И в Лирей хлынули паломники, а вместе с ними и немалые деньги. Все это до крайности не понравилось епископу города Труа Генри де Пуатье. Лирейская церковь находилась в его юрисдикции, но доходами не делилась. А потому его преосвященство провел собственное расследование плащаницы. В 1355 году епископ Генри де Пуатье обратился с «Окружным епископским посланием» к верующим своей епархии, в котором объявил Лирейскую плащаницу (будущую Туринскую) фальшивкой и приказал убрать ее из храма.
Что произошло? Правильно, ничего. Священнослужители лирейской церкви знают, что их епископ за все эти годы лично даже не видел плащаницу. Как он может судить о подлинности святыни? А поэтому подчиняются они приказу своего епископа только наполовину: реликвию и в самом деле убирают с глаз верующих долой в… серебряную раку и продолжают выставлять ее на поклонение прихожанам перед Пасхой в Страстную пятницу. И епископ Труа отступил.
Но вслед ему пришел еще один «епископ неверующий». В ноябре 1389 года разразился очередной скандал по плащанице Христовой. «Наследник» Генри де Пуатье, взошедший на кафедру своего умершего предшественника, Пьер д’Арси, написал письмо в Авиньон так называемому «антипапе» Клементу VII (в миру графу Роберту Женевскому). В своем послании д’Арси давал описание плащаницы — дескать, изображение выполнено художником, «искусным мастером» своего дела. Что же побудило епископа быть столь категоричным в своих оценках? Церковная пышность!
Освещаемая факелами, реликвия выставлялась на специально воздвигнутом постаменте. Жоффруа II де Шарне брал реликвию в руки и высоко поднимал ее над головой.
Д’Арси перед папой обличил в резких выражениях лирейского настоятеля церкви в преднамеренном обмане, в том, что тот «одержим страстью корыстолюбия» и даже подкупает пилигримов, чтобы те изображали чудесные исцеления, якобы происходящие с ними.
«…ложно и обманчиво — используемая со страстью жадности, а не благочестия; только с целью увеличения дохода своего храма, — ловко окрашенная ткань, на которой умной ловкостью рук было нарисовано двойное изображение одного человека… они тайно изготовили и лживо объявили, что это будто бы саван, в который наш Спаситель Иисус Христос был окутан в могиле» (перевод Е. К. Дулумана).
Корыстолюбие во всем этом деле действительно было — корыстолюбие самого д’Арси. Дело в том, что де Шарне всегда действовали через его голову, обращаясь напрямую к папскому нунцию во Франции. Д’Арси грозил настоятелю лирейской церкви отлучением, тот пожаловался графу Жоффруа де Шарне, а граф в свою очередь обратился к королю Франции Генриху. И король посоветовал епископу прекратить страсти по плащанице.
Но д’Арси отступать не собирался. Он предложил рассудить конфликт понтифику. Вроде бы епископ смиренно отступил в тень? Нет. Во Франции сменился король — к власти пришел Карл VI. Д’Арси сам принялся за дело: начал интриговать в верхах светской власти, предлагая им изъять у де Шарне плащаницу Христа в пользу королевского двора. И Карл поддался искушению епископа и прислал бейлифов с заданием конфисковать плащаницу. Лирейцы, от мала до велика сплотившиеся вокруг графа де Шарне, в 1389 году трижды отбивали насильственные покушения судебных приставов.
Де Шарне не боялся ни епископа, ни короля Франции. Дело в том, что папу Клемента VII с родом де Шарне связывали родственные узы: отчим Жоффруа II де Шарне был родным дядей Клемента, бывшего графа Женевского. В январе 1390 года епископ д’Арси получил от верховного понтифика длинное послание. В этом послании Клемент VII советовал д’Арси «хранить молчание и не вмешиваться». Иначе отлучение от Церкви будет неизбежно.
Впрочем, у этого «антипапы» все же были двойные стандарты. В тот же самый день, то есть 6 января 1390 года, Клемент VII написал еще одно письмо, но уже графу де Шарне. В этом послании он дал разрешение на выставление в храме плащаницы, но только с условием, что верующим в данном случае самым строгим и внушительным образом объяснят, что сие вовсе не погребальные одежды Иисуса Христа, а лишь «подобие или изображение» оных.
Таким образом, официальная Церковь как бы верила и не верила одновременно.
Сикст IV
А затем наступила самая эффектная эпоха в истории Католической церкви. К власти Духа пришло семейство делла Ровере, известное по такому верховному понтифику, как Сикст IV. Человек это был, мягко скажем, совсем не святой: современники считали его средоточием и воплощением всей человеческой злобы. Именно он ввел инквизицию в Испании, он протолкнул на пост Великого инквизитора Торквемаду, именно он выдавал лицензии на содержание борделей в Риме. И именно он покровительствовал искусствам, был инициатором строительства Сикстинской капеллы, написал целый ряд прелюбопытных книг и оказался отчаянным поборником подлинности плащаницы Христа, к тому времени находившейся в Турине.
До 1464 года в церковных кругах господствовала лишь одна, очень официальная точка зрения, что плащаница и не плащаница вовсе, а «изображение». И вот в 1464 году монах-францисканец Франческо делла Ровере, будущий папа Сикст IV, написал книгу «О Крови Христовой» (опубликована она была только в 1471 году, когда делла Ровере стал папой римским).
Сикст IV всей душой выступил в поддержку плащаницы и первым объявил, что она подлинная. Церковь Шамбери, где герцоги Савойские хранили реликвию, он провозгласил последним прибежищем материи, в которую было завернуто тело Христа. «Это было особенно важно для богословских воззрений папы, поскольку он придавал огромное значение искупительной силе истинной Крови Христовой. Почему бы плащанице, на которой запечатлелись следы крови Искупителя, не обладать подобной же силой?» — написали в своей книге «Туринская плащаница» Л. Пикнетт и К. Принс.
Семейство делла Ровере еще не раз занимало папский престол, и почти каждый из понтификов — представителей этого семейства — старался упрочить статус плащаницы. Так, 25 марта 1506 года в булле «Понтифекс Рима» папа Юлий II (Джулиано делла Ровере) установил юридический статус «священной плащаницы» — sancta sindone. В своей булле Юлий II сказал о находящейся во владении Савойского дома плащанице, что она является «самой достовернейшей, чистейшей плащаницей (proeclarissima sindone), в которую был облачен наш Спаситель, когда его полагали во гроб». Повторяя своего дядюшку, Сикста IV, папа Юлий II заявил, что на Туринской плащанице «каждый может увидеть истинную кровь и портрет самого Иисуса Христа». Он же установил день официального праздника в честь плащаницы — 4 мая.
Автор: Admin |
2012-09-08 |
|
Секретным ингредиентом в рецепте любой удавшейся на славу вечеринки являются go go танцоры. Именно поэтому я настоятельно рекомендую Вам поближе познакомиться с историей самого яркого гоу-гоу коллектива «Русский Hollywood» на сайте www.rushollywood.ru.
Верхушка ордена тамплиеров была осведомлена о готовящейся против ордена «карательной акции» короля Филиппа IV. К сожалению, Жак де Моле, человек военный, всю жизнь проведший в сражениях, даже и мысли не допускал, что христианский монарх поднимет руку на защитников христианской же веры.
Филипп IV
Зато предупреждениям внял другой высокопоставленный тамплиер — Жоффруа де Шарне. Он прекрасно понимал, что король Филипп, на которого уже было наложено церковное отлучение за причастность к гибели папы Бонифация VIII (1294-1303) и отравление папы Бенедикта XI (1303-1304), ради своей выгоды не остановится ни перед чем. Именно по его поручению покинул Францию прецептор Оверни, Эмбер Блан, как пишет М. Барбер, «человек опытный и всеми уважаемый, состоявший в ордене 37 или 38 лет».
Казнь тамплиеров
Именно он увез из Франции святыню, о сохранности которой так беспокоился тамплиер Жоффруа де Шарне. В протоколе допроса старого тамплиера, много лет хранившего святыню, сказано, что он «видел, держал в руках и гладил» ларец-реликварий. Вероятно, он и вправду, передавая ларец Эмберу Блану, не только облобызал, но и погладил святыню, зная, что никогда ее больше не увидит.
На вопросы инквизиторов, допытывавшихся о местонахождении орденского «идола», Жоффруа де Шарне ответил, что отправил его на юг Франции, в Монпелье. На самом деле Эмбер Блан уезжал в прямо противоположном направлении — в Лондон.
Святыню везли в надежные руки. Ее хранителем должна была стать Жанна Суррей, урожденная герцогиня де Бар, дочь английской принцессы Элеоноры Плантагенет и герцога Анри III де Бар. У племянницы английского короля святыня тамплиеров была бы в безопасности. К тому же легендарный предок Жанны — Эверар де Бар был третьим великим магистром тамплиеров.
Графиня Суррей знала, что «творится во Франции с конфискованным имуществом тамплиеров, как король и его присные распродают все, что можно, направо и налево, включая святые реликвии и церковную утварь. Но если конфискованный королевскими чиновниками в парижском Тампле реликварий с фрагментами черепа 58-й из 11 000 дев, замученных в 452 году в Кельне гуннами Аттилы, можно было сбыть втихую, то одна из главных реликвий Христа самим фактом своей принадлежности ордену свидетельствовала бы о его невиновности, и Филипп, не поколебавшийся отправить на тот свет двух римских первосвященников, просто уничтожил бы ее».
Графиня Суррей дала согласие хранить святыню у себя. Она поселилась в лондонском Тауэре, в крепостном донжоне — Белом Тауэре. Поскольку Тауэр находился на особом режиме охраны, здесь святыня тамплиеров была бы в безопасности. Во время отлучек хранительницы святыня оставалась в опечатанном сундуке в ризнице часовни Святого Иоанна Евангелиста.
Тамплиеры правильно поступили, передав святыню на хранение Жанне Суррей. В 1306 году по всей стране прокатилась волна арестов тамплиеров, и Эмбер Блан тоже оказался в заключении как лицо духовного звания. По иронии судьбы инквизиционная комиссия заседала в лондонском Тауэре. Жанна Суррей имела право навещать тамплиеров — принцессе королевской крови подобные визиты не возбранялись. После таких посещений графиня Суррей несколько раз уезжала «в паломничество с визитами к французской родне». И именно в это время бывшие тамплиеры находили убежище в герцогстве Бар, где им предоставлялись церковные должности и безопасность.
Как только огонь начал разгораться, де Моле произнес свои последние слова: «Клемент, несправедливый судья и жестокий палач я предрекаю тебе, что ты явишься на божий суд в течение следующих сорока дней. И ты тоже, король Филип». Проклятье де Моле не заставило себя долго ждать: король и поп умерли позже в этом же году.
Шли годы. Умерли мученической смертью на костре Жак де Моле и десятки его соратников. К 1333 году тамплиеров оставалось всего двенадцать, а в 1351 году умер последний испанский тамплиер.
К 1348 году Жанне Суррей было под шестьдесят. Она начинала хворать, «и ясно было, что святыня, вверенная ее попечению, никогда уже не поведет крестоносцев в заморские края; христианские монархи предпочитают воевать друг с другом, а не за Гроб Господень».
И тогда графиня Суррей обратилась к племяннику казненного Жоффруа де Шарне. Он рыцарь, прославленный своими подвигами, и он помнит тамплиерские традиции. Жоффруа де Шарне был потрясен, ошеломлен рассказом родственницы легендарного магистра тамплиеров. Он был первым, кому Жанна показала заветный серебряный ларец-реликварий и то, что в этом ларце лежало. Перед отъездом из Франции Жанна Суррей де Бар передала святыню тамплиеров на попечение графа Жоффруа де Шарне. Все это произошло в 1348 году…
Надо ли говорить, что в серебряном ларце-реликварии хранилась плащаница Христа?..
Продолжение легенды о плащанице
Через несколько дней Жан-Пъер де Вуази уже без опасений вступал в кабинет лекаря. Тот, по обыкновению, сидел у стола, рисуя на листе пергамента различные диаграммы и символы. Их он сравнивал с колонками арабских чисел, записанных на другом куске желтоватого пергамента, покрывавшего добрую половину письменного стола.
Юный рыцарь с интересом наблюдал за занятиями арабского лекаря, а под конец все же спросил, что тот делает.
— Я составляю гороскоп моему пациенту, — объяснил ибн Вазилъ. — Для врача очень важно знать, каково было состояние планет в момент рождения его пациента. Планеты рассказывают нам о телесных особенностях, характере и течении жизни человека, болезнях, что выпадают на его веку…
— Вы верите в силу созвездий? — спросил Жан-Пъер. — А как же это согласуется с вашей верой в бога как управителя земным кругом?
— Звезды этой вере совсем не мешают, — улыбнулся ибн Вазилъ. — Не они причина всего. Только Аллах все предопределяет. Когда человек впервые видит свет мира, Аллах записывает в планетах божественную судьбу: метания юности, силу зрелости и огорчения старости. Наша судьба предопределяется в вечности самим богом.
Взяв перо, лекарь указал на звезды, нарисованные на пергаменте:
— Вот это — Марс, Венера, а вот здесь Юпитер в созвездии Льва… Да, все это предопределено Аллахом, это судьба, фатум или, как говорим мы, кисмет. Счастье и несчастье подобны частичкам божьего творения. Воля Аллаха проявляется во всем, мы же являемся его пассивным орудием. Но тот, кто знает звезды, ведает чуть больше и может заранее понять, к чему подталкивает нас Аллах. Но… — лекарь многозначительно приподнял руку, — даже мудрецы не в силах изменить свою судьбу.
— Значит, вы верите, что судьба человека полностью предопределена… И все его деяния, поступки? И свободы выбирать человеку не дано?
Лекарь кивнул головой:
— Так оно и есть! Наша жизнь напоминает большую шахматную игру. Играет в шахматы Аллах, только он один видит всю шахматную доску сразу. А мы двигаемся по полю, но двигает нами воля великого игрока. Да, каждый из нас думает, что свободен в своих действиях, а на самом деле все ходы просчитывает Аллах. Есть высший порядок, которому все мы подчинены. На каждом повороте жизненного пути мы получаем почти незримые знаки, подсказки, в каком направлении двигаться, и живем по великому плану Аллаха.
— Но свобода человеческой воли… — не успел Жан-Пъер до конца сформулировать свои возражения, как арабский лекарь прервал его:
— Свободна человеческая воля или нет? Это старый философский вопрос… Никто не знает, как формируются мысли, какое влияние оказывают они на дух и волю. Все это сложные вопросы, над которыми ломали голову великие мудрецы… Но на вопрос, свободна наша воля или нет, уже ответила Ильм ал-Калам, исламская теология. И ответила отрицательно: наша жизнь предписана, как и орбита планет. «Инша’ Аллах» — «так угодно богу», — говорят арабы…
Французский аристократ недоверчиво смотрел на пергамент с цифрами.
— Знаешь, что это за число? — спросил его лекарь. Жан-Пъер отрицательно покачал головой.
— Это число «пи», — объяснил араб.
— А при чем здесь звезды? — пожелал знать растерянный Жан-Пъер.
— Аллах, да святится имя его, управляет всем сущим с помощью сил, действующих по математическим законам. Эти законы отражаются на всех плоскостях бытия, в планетах и их орбитах, в мельчайших элементах, невидимых даже глазу. Число «пи» и другие вечные числовые идеи дышат не только во многих формах мертвых материй, они заставляют не только кружить по небу планеты, лить дождь на землю, они обладают также силами роста в природе. Понимаешь?
Жан-Пъер, все еще сомневаясь, тем не менее кивнул головой.
— То есть «пи» существует во всех формах бытия, содержащихся в мире… — подытожил ибн Вазилъ. — И во всех формулах! Оно содержится в энергиях Луны, в солнечном свете, в огне и алмазах. Пульсация звезд соответствует пульсации человеческого сердца.
Де Вуази был поражен.
— А как же все удары судьбы? Они тоже по математическим законам?
— А удары судьбы, — немного раздраженно пояснил лекарь, — нужны лишь для того, чтобы приблизиться к богу чуть ближе. Только прошедший испытания есть любимец Аллаха. Мы, мусульмане, верим, что следует принимать все, что посылает нам бытие, причем принимать без радости и лишних сожалений. Мудрец примет свой путь с радостью и счастьем, а глупец — как беду. Человек, рожденный под хорошей звездой, должен иметь доброе сердце и совершать добрые деяния. Человек, рожденный под плохой звездой, должен иметь черную душу и творить зло. Даже в этом человек несвободен — несвободен в своем выборе между добром и злом, несвободен в своем выборе между небом и адом…
— Но это же ужасно! — воскликнул Жан-Пъер де Вуази. — Несправедливо со стороны бога!
— Несправедливо, несправедливо… — эхом отозвался ибн Вазилъ. — А почему люди винят Аллаха во всех своих бедах и несчастьях, говорят о несправедливости, упрекая Всевышнего за то, что он не вмешался? Не подал знак, не предупредил. Никак не хотят понять, что Аллах ради нас же самих скрыл от нас истину о будущем, оставив только радость, и боль воспоминаний, и доброе волшебство надежды… — промолвил ибн Вазилъ. И поднялся со своего места, с видимым раздражением прервав разговор.
Автор: Admin |
2012-09-08 |
|
Ваше некогда прибыльное дело исчерпало себя и начало приносить одни убытки? Тогда я советую Вам обратиться за помощью к высококвалифицированным специалистам юридической компании «ПРАВО», основная специализация которых — ликвидация фирм и предприятий.
Более полную информацию по данной теме Вы сможете получить на сайте www.uk-pravo.ru.
Крепость Монсегюр
В ночь перед сдачей крепости происходили весьма странные события. Четверо альбигойцев, закутанных в шерстяные плащи, по канатам спустились с отвесной скалы. Они прекрасно понимали, что, если враги обнаружат их, это грозит смертью всем осажденным. Легенда Монсегюра гласит, что в ту ночь они доставили в надежное убежище главное сокровище катаров. Причем, судя по всему, убежище было так или иначе связано с орденом тамплиеров.
Дело в том, что с самых первых дней своего существования тамплиеры поддерживали тесные отношения с катарами, особенно с уроженцами Лангедока. И если слухи о том, что один из основателей ордена храма был катаром, не совсем правдоподобны, то относительно четвертого по счету великого магистра ордена, Бертрана де Бланшфора, никаких сомнений быть не может: он и в самом деле был выходцем из семьи катаров. Судя по рукописям, датируемым началом войн против катаров, очень многие из альбигойцев пополнили ряды тамплиеров.
Но было еще одно странное событие в последнюю ночь Монсегюра: тамплиеры, принимавшие более чем пассивное участие в осаде крепости (великий магистр счел необходимым прояснить позицию ордена, объявив, что настоящими крестовыми походами могут считаться только походы против сарацинов), собрались на тайную сходку.
У палаток храмовники поставили длинный стол, накрытый белыми скатертями. На нем стояли три серебряные семисвечные миноры. В самом конце стола лежал человеческий череп. В трепещущем свете свечей казалось, что его пустые глазницы оживают. Напротив черепа лежала раскрытая книга.
Пять рыцарей-храмовников окружали стол. Все ждали. Поднялся полог одной из палаток, и юный тамплиер вывел оттуда одетого во все белое человека. Вернее, женщину, несшую в руках посох. Посох был сделан из золота, две змеи обвивали его — одна из слоновой кости, а вторая из эбенового дерева. Навершие посоха заканчивалось орлиными головами. Первая орлиная голова захватывала клювом змеиную голову из слоновой кости, второй орел клевал змею из эбенового дерева. Юный тамплиер подвел жрицу к изголовью стола, где посох и был торжественно возложен.
— Распятие, — раздался голос жрицы. — Распятие обернется пеленой! Пелена приимет кровь… Святая Кровь всегда в пелене. Знание о последней тайне опасно.
Тамплиеры возложили руки на череп и опустились на колени. Затем магистр протянул каждому по очереди посох для поцелуя, и рыцари молча поднялись на ноги.
Когда закончилось временное перемирие, катары отказались отречься от собственной веры. Крепость была взята штурмом, две сотни еретиков согнаны к подножию горы и сожжены.
Вязанки дров пропитали смолой. Несколько солдат-крестоносцев приковывали «чистых» и их последователей к столбам. Те читали молитву: «Paire Sant, Dieu dreiturier dels bons esperits». В ответ на молитву «чистых» священники в черном, по пятам следовавшие за армией «крестоносцев», запели псалом, ставший гимном всех Крестовых походов: «Veni Spirite Sancti» — «Явись, Дух Святой».
На подступах к Монсегюр находится место, получившее название «Prat dels Cremats», или Поле Сожженных, где добровольно покончили с жизнью 25 защитников крепости
Епископ сам бросил первый факел в костер. Солдаты последовали его благостному примеру. Но огонь не разгорался. Прошло мучительно долгое время до того, как треск искр и хвороста слились в ровный гул, соломенные жгуты завились огненными змеями, заколебались, как водоросли в речной воде…
Памятный камень на Поле Сожженных
Только в 1960 году там, где сегодня у подножия горы начинается дорога к крепости, на Камп де Крема, «Поле Сожженных», «мучеников чистой христианской любви», поставили памятный камень.
С уничтожением катаров, одного из серьезнейших внецерковных движений Средневековья, их вера надолго исчезла из сознания европейцев. Намного позже какие-то ее крохи подхватили последователи протестантства. Люди следующих веков видели в крестовом походе против катаров ужаснейший пример церковного фанатизма. И до сих пор живет миф о таинственных сокровищах этих людей.
Золото, драгоценные камни? Вряд ли. Подобные ценности забрал, уходя, граф Мирепуа. Так что же хранилось в крепости с молчаливого согласия обитавших в Монсегюре людей?
Еще сегодня многие хотели бы верить, что правдивы древние слухи: катарское сокровище есть не что иное, как Святой Грааль, а Монсегюр идентичен Мунсальвашу, крепости Грааля. И тот все еще хранится где-нибудь в крепости.
Но как бы завлекательно все это ни звучало, катары Граалем никогда не владели. Легенды о сокровище альбигойцев из Монсегюра возникли в более позднее время. А близость названий Монсегюр и Мунсальваш имеет отдаленное сходство, а не этимологически доказуемую идентичность. Сходство названий существует также и с другими горами. Известнейший тому пример — испанская гора Монсеррат. Монастырь в горном массиве к северо-востоку от Барселоны тогда тоже можно было бы назвать замком Грааля.
Так, может, это был не Грааль, а… истинная плащаница Христа?
Когда пишут о легендарных сокровищах тамплиеров и гадают о том, где они могут находиться, не упускают из вида вечную и весьма странную историю Реннле-Шато, расположенного у подножия Пиренеев. По этой истории за последние годы во Франции, например, пролиты просто моря «чернильных слез». Во всем остальном читающем мире история маленького местечка и престранного поведения падре Беренжера Соньера стала популярной благодаря творческим усилиям Г. Линкольна. Некоторые авторские «группировки» даже открывают в горах неподалеку от Реннле-Шато… гробницу Христа.
Не рискну делать столь смелые заявления. Но вот что хочу спросить: а почему мы считаем, что сокровища тамплиеров — это нечто материальное и увесистое, золото весом в несколько тонн? Почему бы не предположить, что сокровища тамплиеров и сокровища катаров были из области символов и реликвий?
Известно, что в катарские места тамплиеры доставили немецких горнорабочих, которые долго что-то копали. Местные жители тут же пустили слухи, что искали золото или же пря тали оное, и только в 1647 году горнорудный инженер Цезарь д’Аркон установил, что тамплиеры строили под землей огромный бункер. Что же они хотели укрыть там от всего мира? Также известно, что многие из немецких горнорабочих заболели некой тяжелейшей болезнью во время работ. Но их спасло чудо. Какое? Помогла некая чудотворная реликвия? Какая?
Автор: Admin |
2012-09-08 |
|
Войска Симона де Монфора изгоняют из города Каркассон его жителей
Давайте перенесемся в эпоху ХII-ХIII веков. На юге сегодняшней Франции, в Провансе и Лангедоке, появилось новое религиозное движение, захватившее большую часть страны, а также Италию, Каталонию и Германию. Катары, или альбигойцы (то есть «чистые», «совершенные»), представляли собой нечто абсолютно необычное. Основной идеей их учения было то, что Бог является Духом и абсолютной любовью, совершенной, неизменной, справедливой и вечной. Злое, дурное начало не коснется такой любви уже никогда. Логическим выводом из этого было то, что и все творения Божьи могут быть лишь совершенны, неизменны, справедливы и добры, как и источник, из которого они произошли.
Наш же мир, наоборот, казался катарам чем-то преходящим, несправедливым и несовершенным. Принцип смерти действовал всегда и повсюду. Земной мир, следовательно, являлся не божьим, а дьявольским творением. Только незримое — человеческая душа — имело божественное происхождение. И эта точка зрения была очень близка идеям ордена тамплиеров.
Тамплиеры действительно тесно пересекались с катарами. Более того, огромное множество владений храмовников находилось как раз на территории Лангедока.
А еще все мирские и церковные деяния были для катаров делом рук самого дьявола, сатаны. Кстати, Рим ежедневно давал им возможность все более увериться в справедливости подобного предположения. Папа римский, называвший себя наместником Христа на земле, сравнивался катарами — из-за безнравственного поведения, постоянных интриг и убийств — с наместником дьявола. В целом ряде стран все это привело к движению «прочь-от-Рима».
Святой престол в Риме углядел в этом вызов для себя. Папа Иннокентий III призвал к крестовому походу: христиане должны были бороться против христиан — безжалостно, кроваво и очень жестоко.
В 1209 году огромная армия крестоносцев потянулась в поход на Лангедок. Из Бургундии и Лотарингии, земель Рейна, из Австрии и Венгрии, Словении и Фрисланда шли полки. Армию мародеров и разбойников возглавлял фанатичный священник, архиепископ Арнольд Кито, в развевающейся монашеской рясе. Епископы, аббаты и монахи слепо следовали за ним, а в обозах крестоносцев ехали маркитантки, всегда готовые приласкать солдат после трудов праведных.
Окруженный каменными стенами город Каркассон, являющийся главной туристической достопримечательностью Лангедока
Великолепный город Безье стал первой жертвой орды мародеров и убийц. Их фанатизм не знал границ, а убивая без конца, солдаты надеялись заслужить прощение грехов. С криком: «Убивайте всех, Бог сам отыщет невиновных!» — епископ Реджинальд Монперу приказал казнить вместе с катарскими «еретиками» самых что ни на есть «правоверных» католиков, а также всех женщин, детей и стариков. И даже своих собратьев священников, проповедовавших в городе. Безье погиб в пламени гигантского костра.
Построенный еще во времена готов, Каркассон (в Аквитании и Лангедоке его называли Каркассона) был следующей целью разъяренной орды под окровавленным крестом. Король Арагонский, тесть герцога Лангедока Рамона-Роже, хотя сам и не имел никакого отношения к катарам, вместе с войском пришел через Пиренеи, чтобы помешать творимой несправедливости. Однако и ему не удалось сдержать наступление захлестнутых фанатизмом крестоносцев.
В результате предательства Рамон-Роже попал в ловушку. Город во время продолжительной осады страдал от голода, жажды и эпидемий и, казалось, уже был готов к сдаче.
Наутро, после пленения Рамона-Роже, ожидалась передача ключей от крепостных ворот. Но в городе стояла мертвая тишина. Не было видно стражей на воротах, жутью веяло от затаившего дыхание города. Каркассон словно вымер. Глухо отдавались шаги завоевателей в узких переулках, мертвецкий покой воцарился в замке. Архиепископ Арнольд Кито и его спутники поначалу растерялись: как же такое возможно, что весь (!) народ смог за ночь бесследно исчезнуть из огромного города?
Но, в конце концов, всякой тайне находится объяснение. Горожане смогли спастись из осажденного города по подземным штольням и переходам. Только пять сотен стариков остались в городе, спрятавшись по подвалам. Все они были согнаны на центральную площадь перед собором. Одни клялись в том, что никогда не имели никакого отношения к еретикам. Другие были сожжены на огромном костре, а Арнольд Кито отслужил хвалебную мессу. Коротко говоря, «Те deum».
Каркассон издавна стал участником многочисленных мифов и сказаний. Очень давно ходил слух об этих местах, что вестготы короля Алариха в 410 году, после падения Рима, доставили в Каркассон часть сокровищ из храма Соломона. Среди всего прочего говорилось и о семисвечной миноре, когда-то захваченной в Иерусалиме императором Титом. Так, может быть, катары как раз и были хранителями части иерусалимских святынь, которыми так интересовались в свое время тамплиеры эпохи Гуго де Пайена?
С давних пор авантюристы всех мастей мечтали о сокровищах катаров. Поиски концентрировались при этом на тех местах в Пиренеях, в которых когда-то располагались крепости еретиков. Тридцать лет альбигойцы защищали эти стены, тридцать лет охраняли свои загадочные сокровища.
Фридрих II
В 1244 году все было кончено. Папская армия окружила гору и крепость Монсегюр. Император Фридрих II, как гласят слухи, хотел было поспешить на помощь к осажденным. Но он все равно опоздал бы. В первые ночи марта 1244 года осаждавшим удалось — вновь в результате предательства — подобраться к самой вершине. Постовые катаров были убиты. Альбигойцам было дано четырнадцатидневное перемирие. А потом они должны были или публично отречься от своих еретических заблуждений, или подвергнуться публичной казни — сожжению. Пьер-Роже Мирепуа, маршал и защитник крепости, мог, получив оплату за свои труды, беспрепятственно уехать прочь из Монсегюра.
Автор: Admin |
2012-09-03 |
|
Многие подростки настолько зажаты, замкнуты в себе и несведущи в вопросах сексуального развития, что впадают в панику, когда сталкиваются со стремительными изменениями своего тела. Поэтому я настоятельно советую всем родителям их детям прочитать статью “Ночные поллюции – абсолютная норма” на сайте www.indiamed.ru, которая подготовит ребенка к взрослению.
Продолжение легенды о плащанице
Картина «Оплакивание Христа». Художник — Петрус Кристус, 1460 год
…Для юного Жана-Пьера де Вуази крестовый поход закончился невольничьим рынком Туниса. Он сидел в узилище вместе с паломниками, попавшими в руки морских разбойников, и мучительно ждал разрешения собственной участи. Дверь в узилище распахнулась, и вошел молодой араб. За его спиной стояли два бородатых стража угрожающего вида.
Торги на невольничьем рынке Туниса
Араб быстро оглядел невольников-христиан. Большинство пленных, истощенные оборванцы, казались столь слабыми и измученными, что не вызывали никакого интереса. У всех гноились раны от железных оков на ногах. Некоторые лежали неподвижно, словно мертвые. Те из христиан, которые хоть немного были в силах, испуганно смотрели сейчас на молодого араба.
Внезапно его взгляд задержался на одном из пленных. Осанка, поворот головы двадцатилетнего пленника понравились арабу. Он дал знак Жану-Пьеру де Вуази подняться и подойти к нему. Тот с трудом попытался встать. Нестерпимая боль от раны пронзила плечо столь остро, что он едва не потерял сознание. Осторожно, неуверенными шагами Жан-Пьер де Вуази двинулся к незнакомцу. Словно звездочет, глядящий в небо, в ожидании смотрел Жан-Пьер на араба: сейчас его жизнь сделает новый поворот.
Незнакомец внимательно оглядывал пленника с ног до головы. Волосы у того свисали грязными прядями, лицо исхудало. Черные круги залегли под глазами, песок и соль въелись в обожженную солнцем пустыни кожу. И тут араб схватил Жана-Пьера за руку. Потянул за кольцо на пальце. Внимательно осмотрел со всех сторон. Кольцо было золотым, но не стоимость драгоценной вещицы заинтересовала сейчас незнакомца. Он потер кольцо о рукав своей одежды, очищая камень в оправе. Под кристаллом находился светло-зеленый овал с гербом.
Араб улыбнулся, к немалому удивлению Жана-Пьера заговорив на правильном французском языке:
— Значит, ты рыцарь, французский дворянин… Солям алейкум!
Жан-Пьер напряженно кивнул головой.
А незнакомец продолжил:
-Я — Ахмад ибн Измаил аз-Зайджан. Первый советник эмира Тунисского, Абу Абдаллаха Мохаммеда Алъ-Мустанзира Биллаха. Как зовут тебя?
Жан-Пьер был поражен приветливым обращением. Почему? Ведь он же враг этому неверному?
— Жан-Пьер де Вуази. Я из Рэде на юге Франции, в тех землях правит мой отец, Пьер III де Вуази.
— И ты единственный из рыцарей, уцелевших в бою с пиратами? — спросил советник эмира.
— Да… — голос Жана-Пьера дрогнул. — Мой род, конечно, не королевский, но я все равно молю тебя смилостивиться над этими людьми…
Араб успокаивающе вскинул руку:
— Не беспокойся о своих собратьях по несчастью. С ними обойдутся человечно и даже подлечат.
— Чтобы потом продать в рабство?
— Торговля рабами-христианами в этих землях строго запрещена, — с улыбкой возразил ибн Измаил аз-Зайджан. — Эмир считает, что сейчас, когда французские крестоносцы с вашим королем Людовиком высадились у берегов нашего государства, мудрее взять тебя и твоих спутников в заложники.
Зайджан повернулся к стражам и произнес что-то по-арабски. Сарацины поклонились и поспешили исполнить его приказания.
Значит, король Людовик с верными ему людьми достиг Туниса, подумал Жан-Пьер, все больше поражаясь откровенности, демонстрируемой советником эмира Алъ-Мустанзира.
Все больше юный рыцарь уверялся в том, что открытость эта как ловушка. Жан-Пьер решил вести себя осторожнее.
Тем временем советник эмира вновь повернулся к нему:
— Жан-Пьер де Вуази, тебе не подобает оставаться здесь. Рыцаря следует привести ко двору…
Ибн Измаил аз-Зайджан доставил Жана-Пьера в небольшой домик на территории дворца эмира. В центре двора бил фонтан, в его мраморной чаше была прозрачнейшая вода.
К ним навстречу уже шел старик. Темные умные глаза его оглядели пришедших из-под белого платка на голове, который удерживался синей лентой, прошитой блестящими серебряными нитями. Лицо старика было белым, как мрамор.
— Салям алейкум! — поприветствовал его советник эмира и продолжил по-французски: — Этот юноша, Жан-Пьер де Вуази, — рыцарь из Франции. Морские разбойники напали на его корабль и взяли в неволю вместе с товарищами по оружию. Эмир Аль-Мустанзир выкупил юного рыцаря и его спутников из рук пиратов, и теперь они его личные заложники. Судя по всему, Жан-Пьер ранен, и я вверяю его твоему искусству… — Повернувшись к де Вуази, советник эмира объяснил: — Кади Гамалъ ад-Дин ибн Вазилъ — придворный лекарь нашего эмира. Лучшего присмотра для тебя не найти. Следуй всем его указаниям! И не думай о глупостях, из дворца эмира сбежать не удастся. На всякий случай я оставлю двух этих воинов, — ибн Измаил аз-Зайджан указал на стражников, — для твоей защиты и безопасности…
Ибн Вазилъ провел Жана-Пьера в помещение с высокими потолками. У окна стоял скромный письменный стол, заваленный всевозможными свитками. Справа у стены располагались полки из темного дерева, на которых также лежало множество фолиантов и пергаментов. У противоположной стены стояла массивная кровать, рядом с ней маленький столик. Чего на нем только не было: сосуды из глины и дерева, тоненькие трубочки из стекла и металла, маленькие медные плошечки и самые разные инструменты — молоточки, скальпели, ножи и зажимы. Кроме того, на столике находилась небольшая чугунная жаровня, в которой лежали пучки трав и тоненький фитилек. Лекарь проверил травы, залил их горячей водой, затем вставил меж пучками лекарственных растений фитилек и зажег его. Странный сладковато-горький аромат пополз по покоям.
Ибн Вазилъ приказал Жану-Пьеру лечь на кровать. Внимательно осмотрел раны юноши на запястьях и ногах. Затем расстегнул камзол и осторожно приподнял грязную повязку на раненом плече. Но более всего не понравилась ибн Вазилю рана на груди Жана-Пьера, подобная темно-красному острову в центре беловато-желтого озера гноя.
— Разве ж не сказано в вашей Библии: «Кто с мечом придет, от меча и погибнет»? — спросил лекарь. Жан-Пьер молчал, но ибн Вазилъ и не ждал ответа. Он осторожно дотронулся до гнойной коросты: — Сама по себе рана не излечится, и края ее вновь не затянутся. Придется зашивать ее. Только надо рану очистить.
Лекарь достал два маленьких пузырька из ящика, наполненных целебными эссенциями. Одну такую эссенцию он и вылил на рану юного барона. Жана-Пьера ожгло, как огнем. Но боль утихла, когда лекарь смазал края раны чистейшим маслом. Арабский врач протянул льняную повязку рыцарю.
— Придерживай ее на ране. — Он вымыл руки в плоской чаше. — Лежи спокойно. Скоро я вернусь ‘и зашью твои раны. Да съешь немного фиников, вон они в чаше рядом, — и лекарь подмигнул юному крестоносцу, — они тебе понравятся. Знаешь ведь, наверное: после того как Аллах создал людей, у него осталось еще два кусочка глины. Из одного он создал верблюда, из другого — финиковую пальму. Оба стали истинными друзьями людям, а плоды пальмы есть эссенция человеческого здоровья и благополучия. — С этими словами лекарь покинул покои.
Мягкая перина, оставленная на далекой родине, была бы Жану-Пьеру де Вуази куда любезней, чем жесткое ложе лекаря. Но лежал он, несмотря на это, все равно удобно. Единственное, что печалило юношу сейчас, было то, что он как беспомощное дитя, пред врагом веры своей, полностью отданный ему в руки. Отчего мусульмане столь человечно обращаются с ним? И можно ли им доверять? Но ведь владыка Туниса уже отправлял к Людовику гонцов с известием, что охотно принял бы христианство, если не увидит в этом для себя никакого урона. И что ждет его, Жана-Пьера, оказавшегося в заложниках? Одно ясно: сопротивляться не имеет смысла. Чем поможет его королю героическая смерть глупца?
В этот момент в покои вернулся лекарь с помощником. Тот нес тонкий серебряный поднос с двумя стаканами и бутылью зеленого стекла.
— Что это? — настороженно спросил Жан-Пьер.
— Настойка из опия, — отвечал арабский лекарь. — Она необходима тебе, чтобы ты не чувствовал боли, когда я начну зашивать раны. Кроме того, в настойку входят и другие порошки — старый тайный рецепт. Он помогает от горячки, иногда даже справляется с чумой, но лучше всего действует против дурной крови. А то я опасаюсь, что твои загноившиеся раны могут отравить кровь. Пот будет лить изо всех пор твоего тела, но так и должно быть — он принесет исцеление и изгонит яд из крови.
С этими словами лекарь ибн Вазилъ поднес стаканчик к губам своего пациента. Лекарство оказалось горьким.
— Три тысячи чертей, что это? — закричал Жан-Пьер. — Отдает желчью! Ты меня отравить собрался?
Лекарь спокойно заметил:
— Я не собираюсь отравить тебя. Я стал врачом, чтобы исцелять людей и охранять жизнь. Ибо жизнь — это дар Аллаха, создавшего все сущее. До тех пор пока живет человек, живет в нем и дыхание Аллаха. А потому будь благоразумен… — и лекарь капнул на губы Жан-Пьера еще одной настойки из серебряной ложечки, — прими без сопротивления… — Он говорил с юношей, как с неразумным капризным ребенком. — Средство сие избавит тебя от боли и позволит уснуть…
— Мне не нужно ничего от боли, и спать я не собираюсь… — упрямо возразил Жан-Пъер.
— Конечно, нет, — легко согласился ибн Вазилъ. — Но как быть с другими обитателями этого дома, когда посреди ночи их разбудят твои стоны? — И Жан-Пъер послушно принял снадобье.
И через несколько минут все поплыло перед глазами Жана-Пьера. Словно издалека доносился до него голос лекаря, что-то говорившего своему помощнику. А потом Жана-Пьера заволокло туманом.
Автор: Admin |
2012-09-03 |
|