Думаете, что зарабатывать хорошие деньги в интернете легко и просто? Что ж, хочу Вас огорчить: это не так. Пройдет достаточно много времени, прежде чем Вы сможете заработать первую тысячу рублей.

Ваши первые интернет-проекты вряд ли будут приносить хоть какую-нибудь прибыль и в лучшем случае будут работать на самоокупаемость. Помимо этого у Вас появится бессчетное число «доброжелателей», от которых Вы не раз и не два услышите фразу: «иди работать на завод», с которой, по моему скромному мнению, начинается точка отсчета долгого и тернистого пути к успеху.

Хотите узнать больше обо всех нюансах, тонкостях и секретах интернет-заработка, тогда обязательно загляните на сайт i-shipilov.ru.

Судя по всему, на Земле образца XVII-XIX веков было предостаточно свидетельств того, что в период гипотетического Всемирного потопа были затоплены обширные области. Именно из этих свидетельств и развилось направление геологии XVIII века под названием нептунизм.

Родоначальником школы нептунизма был немецкий геолог Абрахам Готлоб Вернер

Её создателем стал один из наиболее влиятельных ученых того времени — Абрахам Готлоб Вернер (1749-1817). По его мнению, первозданная Земля представляла собой сплошной мировой океан, из которого в определенный момент времени выделились и осели участки земной коры, которые и стали в последсвие сушей. Сначала из воды появились кристаллические породы, такие как гранит (из Вернер называл «первичные»), за ними шли метаморфные («переходные») и осадочные («слоистые») породы, а последними на свет появились аллювиальные («новейшие») и вулканические породы. Вернер искренне считал, что роль вулканических процессов, в том числе и в в образовании пород, была настолько незначительной, что ею можно было просто пренебречь, хотя на то время уже существовало немало доказательств обратного. Самым ярким слабым звеном в данной теории было то, что она совершенно никак не объясняла, куда делась большая часть «первобытного моря». Впрочем, эта и многие другие огрехи плутонизма никоим образом не смущали Вернера, который был готов до последнего стоять на своем.

Чаще всего родоначальником плутонизма называют Джеймса Хаттона – шотландского ученого, который является отцом-основателем геологии и геохронологии

Нептунизм полностью изжил себя с появлением ледниковых теорий (1840 год), однако начал сдавать свои позиции намного раньше. В начале XIX века главным соперником нептунизма стал плутонизм — теория, сформированная в XVIII веке Джеймсом Хаттоном (1726-1797). Тогда в неравной схватке победил плутонизм, который частенько называют вулканизмом.

Свою популярность плутонизм начал обретать в конце XVIII века. По этой теории, существует два цикла: подъема и вымывания. Поступающее прямиком из под земной поверхности тепло выбрасывает на поверхность отложения, формирующие океаническое дно. Накладываясь друг на друга, эти отложения в свою очередь формируют толщу земли, которую прорезают реки, несущие отложения к морю. При обычных условиях эти отложения вновь выталкиваются на поверхность, и весь процесс повторяется вновь и вновь, вплоть до бесконечности. Исходные породы Земли были магматического, то есть вулканического, происхождения, которые продолжали беспрерывно формироваться благодаря вулканической активности.

У этой теории было множество преимуществ перед всем и остальными. И одним из главных было присутствие концепции цикличного бесконечного процесса в противовес нептунистскому «одноразовому» выделению всех пород из гипотетического первобытного моря, а также понимание важности вулканических процессов в образовании пород. Насколько недооценивал Вернер важность вулканических процессов стало известно намного позже, в наши дни, когда был проведен ряд современных научных исследований

Но нептунизм и плутонизм были не единственными «участниками игры», в ходе которой люди пытались установить, какие же именно процессы сформировали Землю. Пожалуй, куда более серьезным было противостояние катастрофизма и униформизма.

К середине XVIII века новая наука — геология — была уже достаточно хорошо развита; в частности, естествоиспытатели применяли научный метод при создании теорий о природе Земли: они проводили множество изысканий, а не просто, подобно древним, строили гипотезы на пустом месте. Многим казалось очевидным, что обнаруженные ими геологические структуры и обломочные породы являются явными свидетельствами катастроф, которые, вероятно, произошли в далеком прошлом. Если говорить коротко, они верили, что прошлое сильно отличалось от настоящего и что за тысячелетие, окутанное тайной, произошли резкие изменения и уникальные события. Более того, «прошлого» было немного: в целом считалось, что Земле всего несколько тысяч лет и что еще через несколько тысяч лет она закончит свое существование. Стало быть, для медленных геологических изменений не только не было времени в прошлом, но и сравнительно мало времени отводится на продолжение этого процесса в будущем. Но все указывало на то, что серьезные изменения тем не менее были, и это могло означать лишь то, что изменения произошли резко, катастрофически.

Французский натуралист Жорж Кювье считается основателем таких наук, как сравнительная анатомия и палеонтология

Жорж Кювье (1769-1832), основоположник сравнительной анатомии, не допускал даже мысли об эволюции. По большей части именно его влияние стало причиной того, что эволюционные гипотезы, выдвинутые Ламарком, были встречены ледяным молчанием и получили право на существование лишь с изданием труда Дарвина «Он the Origin of Species» («Происхождение видов») (1859). В то же время Кювье в ходе палеонтологических исследований, конечно, понял, что фауна прошлого явно отличалась от современной. Поэтому он выдвинул концепцию вымирания, допуская, что виды могли исчезнуть очень резко, что позволило Богу заменить их новыми, более совершенными образцами: например, на смену мамонту пришел лучше «спроектированный» слон. Таким образом, Кювье предусмотрел возможность существования огромного количества видов, каждый из которых был сотворен в ходе индивидуального Божественного акта. Это не противоречило его идее катастрофизма: именно во время великих геологических сдвигов, произошедших по воле Божьей, прошлые виды исчезли с лица Земли. Одной из таких катастроф был потоп: он не только стал причиной исчезновения мамонтов — именно после потопа на сцене появляются люди. В этом, конечно, Кювье отклонился от буквального толкования Книги Бытия, из которой ясно следует, что во времена потопа на Земле было множество людей; по-видимому, его собственная догадка показалась ему настолько точной, что даже заставила его немного поступиться своими религиозными убеждениями.

Немецкому физику Вернеру Гейзенбергу по праву приписывают звание отца-основателя квантовой механики

Вернер Гейзенберг (1901-1976) принадлежит к небольшой кучке теоретиков, устроивших в первой половине прошлого века настоящую революцию в физике. Он придумал математическое обоснование квантовой механики, когда ему было всего 20 с небольшим. Его научный руководитель в Мюнхенском университете, Арнольд Зоммерфельд, распознал в Гейзенберге гения и всячески способствовал его научной карьере. Когда пришло время защищать диссертацию, тот уже успел разрешить ряд чудовищно трудных теоретических проблем, однако его успехи в лабораторных делах впечатляли куда меньше.

Нобелевского лауреата Вильгельм Вин можно назвать выдающимся физиком своего времени, который вывел сразу несколько важнейших физических законов, названных его именем

Между двумя светилами Мюнхенского университета, Зоммерфельдом и профессором экспериментальной физики Вильгельмом Вином, издавна установилась некоторая напряженность. Вин решительно осуждал отношение Зоммерфельда к подготовке аспирантов, которое проще всего передать фразой «Пусть все идет как идет». Вин был весьма заслуженным ученым — в 1911 году он получил Нобелевскую премию за экспериментальное исследование излучения горячих тел, — однако, не будучи теоретиком, он с неодобрением наблюдал за развитием новых теорий, расшатывавших стройное здание классической физики. Перед аспирантом Гейзенбергом Вин поставил такую задачу: получить экспериментальный спектр ртути и описать линии, расщепляющиеся в магнитном поле (так называемый эффект Зеемана). Для этого Гейзенбергу выделили специальный прибор — интерферометр Фабри-Перо, инструмент для точного измерения длин световых волн. Как Гейзенберг утверждал впоследствии, он не знал, что можно воспользоваться оборудованием университетских мастерских, и пытался настроить прибор при помощи деревянных щепок от коробок с сигарами. Это вызвало гнев профессора, и Гейзенберг больше не скрывал, что предпочел бы заниматься исключительно теорией.

Немецкий физик-теоретик сделал ряд важнейших открытий в области «старой квантовой теории», без развития которой было бы затруднительно появление такого раздела физики, как квантовая механика

Вскоре Гейзенберга ожидало жестокое и коварное возмездие, на устном экзамене на соискание докторской степени. Он рассказал как это было лишь в конце своей жизни, когда у него брал интервью историк Томас Куну.

На экзамене все шло хорошо, пока вопросы не начал задавать Вин:

Вина интересовало все, что я старательно обходил стороной, не желая забивать голову пустяками. Вначале он попросил меня рассказать про разрешающую способность интерферометра Фабри-Перо. Я даже попробовал вывести эту величину, но времени было слишком мало. После этого Вин не на шутку разозлился и начал закидывать меня вопросами, среди которых были: какова разрешающая способность микроскопа и телескопа, как работает свинцовая батарея и все в таком духе. Ответов я не знал и, конечно же, завалил экзамен.

Теряюсь в догадках, сделал ли это Вин специально или нет, но потом у них с Зоммерфельдом состоялся очень эмоциональный и непростой разговор.

Вопросы, которые задавал Гейзенберг были просты до безобразия и на них с легкостью мог бы ответить даже прилежный школьник, не пренебрегающий посещением уроков физики.

Однако в Германии тех лет претенденты на докторскую степень получали общую оценку за теоритическую и экспериментальную физику, а это значит, что Вину и Зоммерфельду предстояло искать компромисс. «Бездна невежества» – так описывал Гейзенберга Вин, в то время как Зоммерфельд называл своего любимого студента «неповторимым гением». В то время наивысшей оценкой была единица, её, как несложно догадаться, поставил Зоммерфельд, а наинизшей – пятерка, которую впаял нерадивому студенту Вин. И, как итог, Гейзенбергу пришлось довольствоваться среднеарифметической тройкой, которая к тому же была и минимальным проходным баллом.

Враждебность Вина к Гейзенбергу не ослабла и спустя годы. В 1925 году, через два года после того памятного экзамена, Эрвин Шрёдингер выступал в Мюнхене с лекцией, где знакомил слушателей со своей волновой механикой; она, заявлял Шрёдингер, должна занять место квантовой механики Гейзенберга. В дискуссии, которая последовала за лекцией, Гейзенберг показал себя не в самом выгодном свете, и Вин, восхищаясь результатами Шрёдингера, грубо осудил «атомный мистицизм» Гейзенберга, и на этот раз даже Зоммерфельд ничего не сказал в защиту своего любимого ученика.

Американский астрофизик сделал ряд значимых открытий в области ядерной физики, помимо этого ему принадлежит более 250 научных работ, оказавших огромное влияние на развитие практически всех разделов физики

Гейзенберг, разумеется, в конце концов одержал победу, хотя без проблем не обошлось. Зоммерфельд хотел, чтобы Гейзенберг возглавил после него кафедру теоретической физики, и порекомендовал его кандидатуру университету. Однако когда нацисты пришли к власти, и Гейзенберг, и Зоммерфельд были объявлены «белыми евреями» — так называли арийцев, проповедовавших парадоксальные идеи новой физики, которая ассоциировалась с именами ученых-евреев — Эйнштейна, Паули и Борна. В те дни Ганс Бете, другой блестящий ученик Зоммерфельда (и тоже еврей), пришел на лекцию Зоммерфельда. Все начиналось как обычно: ученый поприветствовал собравшихся, а потом обернулся к доске. В полной тишине — вся аудитория замерла — Зоммерфельд увидел, что поперек доски кто-то нацарапал: «Проклятые жиды». В итоге кафедру Зоммерфельда передоверили партийным ничтожествам, и физика в университете медленно деградировала, пока туда годы спустя не вернулся Гейзенберг.

Во время войны Гейзенберг руководил немецким ядерным проектом. Его роль в работах по созданию немецкой атомной бомбы до сих пор вызывает дискуссии среди историков. В1944 году Управление стратегических служб (именно на его основе и было создано в последствие ЦРУ) отправило агента по имени Мо Берг на лекцию Гейзенберга в Цюрихе (Швейцария, как известно, во время войны сохраняла нейтралитет). Берг был выдающимся спортсменом, звездой бейсбола, хорошо знал немецкий (и еще несколько языков) и, к тому же, неплохо разбирался в физике. По содержанию лекции он должен был понять, сколь сильно продвинулась Германия в разработке атомной бомбы. В случае, если вывод оказался бы положительным, инструкция предписывала застрелить Гейзенберга. Берг спокойно высидел всю лекцию, сжимая пистолет в руке, готовый в любой момент выстрелить в ученого, но Гейзенберг благоразумно обошел эту тему стороной и таким образом счастливо избежал смерти.

Самые необычные, отвратительные и просто опасные напитки, которые так и хочется попробовать.

Айяуаска (в переводе с языка кечуа — «лиана мертвых» или «лиана духов») — напиток, оказывающий галлюциногенное действие. Изготовляется коренными жителями Амазонки. Основным компонентом является лиана из рода бахчевых под названием лоза духов.

Индейцы Амазонии верят, что этот напиток способен на короткий срок связать незримой нитью два мира: живых и мертвых. В этом нет ничего удивительного: мощнейший психоактивный эффект айяуаски, подкрепленный уверенностью в существовании духов, направляет галлюцинации в нужное русло, и Вы вполне можете увидеть умерших родственников.
Читать дальше>>

Вам необходимо срочно распечатать важный договор, но Ваш принтер упорно отказывается Вам подчиняться, раз за разом выдавая пустые листы. Спешу Вас огорчить: ресурс вашего картриджа подошел к концу, а это значит, что пришло время обратиться в компанию «Заправка», в прейскуранте услуг которой значится срочная заправка картриджей. А это означает, что Вам даже не потребуется самостоятельно вытаскивать картридж и везти его через пол города: опытный специалист приедет к Вам и за несколько минут произведет заправку!

За более подробной информацией обращайтесь по адресу www.kb-zapravka.ru.

Мало кто из великих ученых был еще и хорошим преподавателем. Невнятность публичных выступлений Нильса Бора вошла в легенды. Его друг Резерфорд блестяще говорил, однако когда дело доходило до алгебраических уравнений, начиналась полная неразбериха, при этом он не упускал случая пристыдить аудиторию: «Сидите тут олухи олухами, и никто не подскажет, где я ошибся». Другим, более подкованным в теории, математические выкладки давались слишком легко, и ошарашенным студентам оставалось только смотреть, разинув рты, как преподаватель резво перепрыгивает от формулы к формуле, минуя промежуточные шаги доказательства.

Выдающийся американский математик Норберт Винер заложил основы развития кибернетики и сформулировал теорию искусственного интеллекта

Норберт Винер (1894-1964) — мечтатель, выдающийся математик, прославившийся пионерскими работами по кибернетике (кстати, само слово «кибернетика» придумал именно он). Он был профессором Массачусетского технологического института, где его невероятные математические и аналитические способности, тщеславие и рассеянность породили множество легенд. Однажды (и тому были свидетели) он доказывал перед студентами какое-то математическое утверждение, и, перескакивая с одной логической глыбы на другую, ничего не объяснял. Когда кто-то из сбитых с толку слушателей спросил Винера, не может ли он повторить все чуть медленней, тот любезно согласился, затем замер, молча и неподвижно, и, простояв так перед доской несколько минут, с довольной улыбкой добавил завершающий штрих к последней строке.

Английский физик Осборн Рейнольдс определил механический эквивалент теплоты

Сэр Джозеф (Джи-Джи) Томсон в мемуарах описывает лекции своего манчестерского преподавателя, Осборна Рейнольдса (1842-1912), видного физика и инженера (имя которого носит число Рейнольдса, характеристика течения жидкости):

Иногда он начисто забывал, что ему предстоит читать лекцию, и, прождав минут десять или около того, мы отправляли к нему вахтера. Он вваливался в аудиторию, снимая форменную шинель прямо в дверях, хватал со стола том Ранкина (стандартный учебник тех времен) и распахивал его, как казалось, на случайной странице. Тут ему на глаза попадалась та или иная формула, и он заявлял, что она неверна. Затем он выходил к доске, намереваясь это доказать. Повернувшись к нам спиной, он что-то писал мелом, разговаривал сам с собой и раз за разом стирал написанное, говоря, что и это неверно. Затем он начинал все сначала. Обычно к концу лекции он заканчивал писать какую-нибудь одну длинную строку, которую на этот раз не стирал, и заявлял, что Ранкин все же прав, и эта строка — тому доказательство. Пусть это и не приносило нам новых знаний, но выглядело весьма увлекательно: мы могли наблюдать, как невероятно острый ум борется с новой задачей.

Английский физик немецкого происхождения Артур Шустер снискал известность благодаря своим работам в области спектроскопии, электрохимии, оптики и рентгенографии

Сэр Артур Шустер, другой выпускник Манчестерского университета, так вспоминает лекции Рейнольдса:

Зачастую предмет, которому Осборн Рейнольде посвящал лекцию, слишком его увлекал, а это создавало известные трудности. Рассказывают про несколько таких курьезов — но прежде всего обращают внимание на то, как он из них выкарабкивался. Однажды он объяснял ученикам принцип действия логарифмической линейки; держа ее в руках, он в подробностях излагал каждый шаг, который следует проделать, желая перемножить пару чисел. «Возьмем для примера три и четыре, — произнес он, и после небольшой паузы продолжил: — А вот и результат: трижды четыре будет 11,8». Студенты заулыбались. «И это примерно то, что нам нужно», — подытожил Рейнольде.

Мы все помним с детства такой кисломолочный продукт, как кефир, который является не только вкусным, но и чрезвычайно полезным: он благоприятным образом влияет на микрофлору кишечника, препятствуя развитию патогенной флоры, т.е., говоря более простым языком, микробов.

Также стоит уточнить, что кефир, сделанный самостоятельно, обладает более ярко выраженными полезными свойствами, чем купленный в магазине. Именно поэтому, я советую Вам заглянуть на сайт www.zakvaski.com, где Вы сможете приобрести микрофлору кефирных грибков Vivo.

Советский ученый Петр Леонидович Капица основал Институт физических проблем. В 1978 году стал лауреатом Нобелевской премии за открытие сверхтекучести жидкого гелия

Петр Леонидович Капица (1894-1984) — русский физик, который сформировался как ученый в Кавендишской лаборатории, когда там еще царствовал Эрнест Резерфорд (1871-1937). Капица прибыл в Кембридж совсем юношей: он только что окончил учебу в Москве и искал возможности поговорить с Резерфордом — для себя он уже решил, что будет работать у этого великого человека.

Кавендишская лаборатория – альма-матер многих видных ученых, в числе которых был и Петр Капица

Резерфорд отказался рассматривать кандидатуру Капицы, так как в лаборатории и так уже было слишком много сотрудников. Внезапно юный русский спросил его: «Сколько у вас аспирантов?» — «Около тридцати», — был ответ. Тогда Капица поинтересовался: «А какая обычно точность у ваших экспериментов?» — «Два-три процента». Капица просиял: «Вот и славно! Еще один аспирант вполне укладывается в пределы погрешности, и никто ничего даже не заметит».

Эрнест Резерфорд – отец-основатель науки под названием ядерная физика и создатель планетарной модели атома

Резерфорд ничего не смог возразить на столь остроумную просьбу. Вскоре Капица сделался его любимцем, он просто очаровал Резерфорда. Будучи штатным сотрудником Кавендишской лаборатории, Капица провел важные исследования по физике низких температур.

В 1934 году он, как обычно, поехал к семье в Россию. Обратно в Англию его уже не выпустили. Воззвания западных коллег и политиков к советскому правительству ничего не изменили. Капице заявили, что его долг — служить Советскому Союзу, а вовсе не Англии или международному сообществу, и организовали лабораторию в Москве. Резерфорд в конце концов признал свое поражение и отправил все оборудование Капицы в Москву.

Капица отличился тем, что в России решительно выступал в защиту своих коллег, которые вступали в конфликт со сталинским режимом, и, вероятно, многих из них спас от гибели в ГУЛАГе. Сталин явно питал слабость к этому смелому и решительному человеку, и оберегал его от коварного главы НКВД, Берии, который желал с ним расправиться. Тем не менее пять лет Капица провел под домашним арестом, занимаясь в меру возможностей наукой в лаборатории, которую соорудил своими силами в сарае и где ему помогал сын. Только в старости Капице разрешили выехать за границу, чтобы получить запоздалую Нобелевскую премию и заглянуть из сентиментальности в Кембридж.

Мастопатия – чрезвычайно распространенное заболевание молочной железы, характеризующееся разрастанием её тканей и сопровождающееся неприятными ощущениями и даже болями в области груди. Именно поэтому всем женщинам необходимо знать, что профилактика мастопатии — это лучшее средство борьбы с данным недугом.

Получить более подробную информацию о данном заболевании, познакомиться с методами лечения и взять на вооружение несколько действенных способов профилактики Вы сможете только на сайте популярная-медицина.рф.

Кристаллы хлорида лития

Из всех лекарств, открытых за последние 50 лет (или около того), больше всего пользы человечеству принес, пожалуй, хлорид лития. Вещество, весьма близкое по свойствам к хлориду натрия, обычной поваренной соли, принимают в больших количествах люди с клинической депрессией или близкими к ней расстройствами психики. Он дешев и практически лишен долговременных побочных эффектов, и при этом облегчил жизнь многим, уже, казалось бы, совсем отчаявшимся людям. А появился этот препарат благодаря причудливой цепи ошибочных рассуждений.

Именно доктор Джон Кейд первым начал использовать хлорида лития для лечения психических растройств

Доктор Джон Кейд, психиатр небольшого медицинского центра в Австралии, свято верил, что причина маниакальных психозов — некий токсин, но если это так, то он, как и многие другие известные токсины, должен непрерывно выводиться из организма; стало быть, его можно обнаружить в моче.

Гипотеза представлялась разумной, особенно в свете сообщений (впоследствии опровергнутых) об особом веществе, встречающемся в моче шизофреников. Кейд решил искать свой токсин, вводя мочу пациентов морским свинкам. Животные и в самом деле заболевали, однако то же самое происходило, когда им вводили мочу здоровых людей. Однако Кейд не сдавался. Он предпринял следующий забавный шаг — повторил свои опыты с чистой мочевиной. Это один из ключевых продуктов метаболизма, который составляет заметную часть от всех растворенных в моче веществ. Эффект оказался еще больше — свинки гибли уже при впрыскивании довольно разбавленной мочевины, предположительно от отказа почек. Было показано, что концентрация мочевины в моче пациентов и здоровых людей примерно одинакова.

Дальше из поступков исследователя исчезает всякая логика: теперь Кейд решил проверить, как действует на животных мочевая кислота. Это вещество, с точки зрения химии, состоит с мочевиной в отдаленном родстве и содержится в выделениях некоторых животных, в особенности птиц. Сама мочевая кислота нерастворима в воде. С другой стороны, Кейд заглянул в библиотеку и узнал, что в воде растворяется ее литиевая соль. Опыт он поставил прежде, чем подумал, зачем это ему нужно. Соль лития оказалась безвредной, причем она даже ослабила токсическое действие мочевины и оказала успокаивающее воздействие на возбужденных морских свинок. Теперь доктор Кейд спустился наконец с небес на землю: он спросил себя, не следует ли приписать благотворный эффект литию, а вовсе не мочевой кислоте? Раздобыв банку карбоната лития, он попробовал его на грызунах — вещество и вправду подействовало как успокоительное. Воодушевленный результатом, Кейд дал карбонат лития своему пациенту. И случилось чудо: больному, пребывавшему в состоянии глубокого сумасшествия, стало значительно лучше! Это конечно же не было клиническим испытанием препарата (на подобную процедуру у Кейда просто не нашлось бы средств), но все же Кейд написал статью и отправил ее в некий не очень известный журнал, и она была опубликована там в 1949 году. Пять лет спустя, роясь в библиотеке, эту статью обнаружил датский ученый Могенс Шоу. Шоу счел работу Кейда достойной того, чтобы довести ее до конца. В результате медицина получила новый замечательный препарат.

А в моче пациентов с маниакальным психозом так и не нашли никаких токсинов, и морские свинки доктора Кейда становились вялыми только из-за карбоната лития.

Постоянное воздействие солнечных лучей в равной степени вредно как для вашей кожи, так и для некоторых участков внешней облицовки вашего дома. Именно поэтому Вам следует как можно скорее приобрести маркизы фасадные — специальные солнцезащитные устройства, устанавливающиеся на внешнюю стену вашего дома.

Узнать более подробно о маркизах и приобрести их по самой низкой цене Вы сможете только на сайте www.sks-stakusit.ru.

λ-фаг – вирус-бактериофаг, заражающий кишечную палочку

Этот анекдот биологи с удовольствием рассказывают уже два десятилетия подряд — каждый раз приукрашивая и вводя все новых и новых действующих лиц. Напечатан он, вероятно, был всего однажды.

Исследователь направил в некую лабораторию письмо с просьбой предоставить ему λ-фаг, который был там недавно идентифицирован. Вскоре ему пришел ответ с отказом — ученому давали понять, что его не считают за своего. Однако тот не отчаялся. Немного поразмыслив, он сообразил, что фаги такого рода «разлетаются по всей лаборатории», и с изяществом добился своего, выведя культуру микроорганизмов из материала полученного письма. Конец истории окутан мраком, но стоит надеяться, что с тех пор в лаборатории, из которой было получено отказное письмо, стали проводить стерилизацию всех исходящих бумаг.

Исследования биолога Сидни Бреннера внес немалый вклад в раскрытие генетического кода человека

λ-фаг, на который здесь ссылаются, — это ДНК-содержащий бактериофаг, каким активно пользуются в генной инженерии, а корни анекдота восходят к розыгрышу, устроенному Сидни Бреннером, сотрудником знаменитой Лаборатории молекулярной биологии, который до сих пор остается одним из самых уважаемых авторитетов в этой области. Как все было на самом деле, он охотно рассказывает сам.

Во-первых, бактериофаг, который наделал столько шуму, назывался f2, а не λ (причем, в отличие от λ-бактериофага, содержал РНК, а не ДНК) и был найден в нью-йоркских сточных водах генетиком Нортоном Циндером. Услышав об этом, Бреннер собрался было попросить у удачливого коллеги образец микроорганизма, но потом раздумал: Циндер наверняка не поверит, если сказать, что Бреннеру бактериофаг нужен для исследования на тему «половых факторов» бактерии, а скорее решит, что Бреннер вторгается в зону его интересов, то есть хочет заняться репликацией РНК. Другим, разумеется, фаг был тоже нужен, и Бреннер распустил слух про «проращивание» письма Циндера, намекая, что уже это проделал. В действительности же Бреннер придумал обратное: заражать другим бактериофагом, T1, письма конкурентам или занудам, обращающимся с надоедливыми запросами. T1 — сильный и грубый захватчик, который выдерживает даже высушивание, а попав в лабораторию, способен добраться до всех чашек с культурами микробов и поразить их — и тогда все исследования, посвященные бактериофагам, остановятся.

Бреннеру, как бы там ни было, не пришлось «культивировать» ни одного письма: он решил, что своими силами отыщет РНК-бактериофагов в местной канализации.

Сейчас из генетически модифицированных бактерий изготавливают великое множество фармацевтических препаратов, и биотехнологические компании весьма ответственно подходят к стерилизации всего, что покидает лабораторию. Бреннер, к примеру, вспоминает, как разглядывал образец присланного ему дорогостоящего белка интерферона, извлеченного из генетически модифицированных бактерий, — а вдруг там осталась хоть одна живая бактерия, которую можно было бы посеять и вывести культуру, но увы, ничего такого в препарате не оказалось.

Стать богаче на несколько миллионов рублей всего за несколько минут очень просто! Не верите? Тогда прямо сейчас посетите онлайн-казино http://oligarhcasino.com/ и попробуйте сыграть в одну из множества представленных игр, и я нисколько не сомневаюсь, что очень скоро все ваши сомнения уступят место азарту, подкрепленному крупным выигрышем!

Радон – химический элемент, представляющий собой инертный радиоактивный газ, представляющий опасность не только для здоровья, но и для жизни человека (на фотографии выше газ радон в видимом спектре излучения)

Эрнест Резерфорд, только получивший первое в своей жизни место профессора — в канадском Университете Мак-Гилла — нанял на работу химика Фредерика Содди (Содди родился в Истбурне в 1877 году) в надежде, что тот поможет ему разобраться с анализом радиоактивных веществ. В1901 году они вместе совершили ошеломляющее открытие: радиоактивный металл торий при самопроизвольном распаде порождает радиоактивный газ — новый неизвестный элемент. Содди удалось собрать достаточное количество этого газа, чтобы сжижить его и показать, что тот своим поведением напоминает инертный газ аргон. Эту «эманацию тория» впоследствии назовут радоном.

Мной овладело нечто большее, чем радость, — я не могу это толком выразить: нечто вроде экзальтации, смешанной с чувством гордости, что именно я, единственный из химиков всех времен, был избран открыть естественную трансмутацию.

Хорошо помню, как застыл на месте, будто меня пригвоздило, от осознания колоссальной важности произошедшего, и выкрикнул — или это мне только померещилось? — «Резерфорд, это же трансмутация: торий распадается и трансмутирует в аргон!».

Слова, казалось, вырывались мгновенно и сами собой, как если бы приходили откуда-то извне.

Резерфорд только прикрикнул на меня с обычной для него беззаботностью: «Ради всех святых, Содди, не называй это трансмутацией. Нас примут за алхимиков и оторвут нам головы. Ты ведь знаешь, что это за люди»

Вслед за этим он принялся вальсировать по лаборатории, распевая громоподобным голосом: «Вперед, солдаты-хо-хо-христиане!», и песню ту было проще угадать по словам, чем по мелодии.

Гениальный британский физик Эрнест Резерфорд создал теорию радиоактивного распада

Предупреждение было мудрым: публичное заявление первооткрывателей стало сенсацией. По свидетельству другого сотрудника Резерфорда, А.С. Рассела, в Глазго вскоре объявилась компания, которая обещала заняться превращением свинца в ртуть и в золото. Содди позже писал:

Природа время от времени коварно подшучивает над нами: когда задумываешься о сотнях и тысячах алхимиков прошлого, корпевших годами над своими печами, дабы превратить один элемент в другой, неблагородный металл в благородный, и умиравших, так и не дождавшись награды за свои труды, понимаешь, что это истинное чудо — то, что случилось тогда, в Мак-Гилле. Ведь уже во время первого моего эксперимента мы были удостоены чести увидеть на примере тория, как процесс трансмутации происходит сам собой, не встречая сопротивления, безостановочно и неизменно! С этим ничего нельзя поделать. Человек не в силах повлиять на силы Природы.

За открытие радиоактивных превращений Резерфорда в 1908 году наградили Нобелевской премией по химии, что изрядно его позабавило, поскольку, как он едко отмечал, его собственное превращение из физика в химика произошло мгновенно. Содди же, в отличие от Резерфорда настоящий химик, навсегда остался обижен тем, что его обошли — и вниманием, и наградой.

Именно Фредерик Содди сформулировал идею, а затем доказал существование идентичности химических свойств некоторых радиоактивных элементов, т.е., по сути, открыл изотопы

Впоследствии были найдены и другие радиоактивные эманации: все они обладали похожими свойствами, но слегка отличались атомным весом. Разумеется, это был один и тот же элемент, у которого варьировалось только число нейтронов в ядре — и, как следствие, вес. Существование нескольких разновидностей одного и того же элемента, с разным атомным весом, но одинаковыми химическими свойствами прояснило некоторые загадки, над которыми билось не одно поколение химиков. Содди назвал эти разновидности изотопами, и за их открытие все-таки был награжден Нобелевской премией по химии. Случилось это в 1921 году. Что удивительно, награда эта не сильно умерила его горечь по поводу выказанного ему прежде пренебрежения. К тому времени его назначили главой кафедры физической химии в Оксфорде, но на этом посту он вовсе не благоденствовал. Его планы реформировать исследовательскую работу и преподавание натолкнулись на сопротивление преподавателей колледжа. Содди овладели хандра и глубокое уныние. Он больше не занимался научной работой, и его кафедра теряла свои позиции в университете. Тогда Содди увлекся построением универсальной теории денег и другими столь же бесплодными делами. Наконец в 59-летнем возрасте он покинул университет и, окончательно превратившись в ожесточенного параноика, провел остаток жизни в безвестности. Умер Фредерик Содди в 1956 году, когда о нем все уже почти забыли.

Спешу поздравить Вас с рождением тройни! Однако кроме радости на ваши плечи легло и много забот. И главной из них на данный момент является покупка детских подгузников в Москве, которая может очень сильно ударить по вашему семейному бюджету. И именно поэтому я хотел бы порекомендовать Вам приобрести качественные и недорогие фито-подгузники SUN HERBAL на сайте www.organicnatural.ru.

Исследования Пейн-Гапошкиной оказали огромное влияние на развитие одной из самых сложных и многогранных наук — физику звезд

Сесилия Хелена Пейн-Гапошкина (1900-1979) была великолепным астрономом и, несомненно, добилась бы большего, когда бы ее коллеги-мужчины не испытывали к женщинам-ученым такой острой неприязни.

Гениальный ученый Эрнест Резерфорд, открывший альфа и бета излучения, считал, что место женщины, что называется, на кухне, а не в научной лаборатории, поэтому всячески изводил свою единственную студентку, Сесилию Хелену Пейн-Гапошкину. Он не уставал повторять: «Если бы ей повезло родиться мужчиной, то она точно смогла бы стать великим ученым»

Поступив в Кембридж сразу после Первой мировой войны, Пейн сначала собиралась стать биологом, а физика для нее была всего-навсего одной из дисциплин, включенных в экзамен на получение отличия по естественным наукам. Но в конце концов она попала в Кавендишскую лабораторию, проникнутую духом женоненавистничества. Особенно этим отличался Эрнест Резерфорд, на лекциях которого ей как единственной женщине полагалось сидеть на переднем ряду и выслушивать его издевательства.

Лабораторный практикум был территорией доктора Сирла — он, этакая неуравновешенная бородатая Немезида, посеял ужас в моем сердце. Если кто-нибудь совершал промах, он тут же велел провинившемуся «встать в угол», как непослушному ребенку. Студенток он терпеть не мог. Сирл заявлял, что они дурно влияют на магнитные установки, и не раз я слышала, как он кричит: «Выйдите и снимите свои корсеты» — этим приспособлением в те времена пользовались большинство девушек, а тогда сталь как раз начала вытеснять китовый ус, из которого каркасы корсетов делались прежде. Несмотря на все свои выходки, Сирл блестяще обучил нас точным измерениям и обработке данных.

Прозрение пришло к Сесилии Пейн однажды вечером, когда, по ее словам, перед ней внезапно распахнулась дверь в новый мир:

В большом зале Тринити-колледжа должна была состояться лекция. Профессор Эддингтон собирался огласить результаты своей экспедиции в Бразилию (так написано у Пейн), предпринятой по поводу затмения 1918 года. Четыре приглашения на лекцию раздали студентам Ньюнхем-колледжа, и (по чистой случайности — просто один из моих друзей не смог пойти) одно досталось мне.

Большой зал был переполнен. Докладчик оказался стройным и смуглым молодым человеком. Он говорил, совершенно не глядя на публику, как-то отрешенно, словно для себя. При этом он кратко, доступным языком изложил суть теории относительности — и едва ли кто-либо справился бы с этим лучше него; рассказал про сжатие Лоренца—Фитцджеральда (известный релятивистский эффект), про эксперимент Майкельсона—Морли (измерение скорости света) и про выводы, следовавшие из него (в частности, устранение из физики понятия эфира, в строгом согласии с теорией Эйнштейна). Затем он перешел к смещению изображений звезд вблизи солнечного диска, которое предсказал Эйнштейн, и сообщил, как он проверял это предсказание.

После той лекции вся картина мира, существовавшая в моем сознании, полностью преобразилась. Я была потрясена — выходит, всякое движение относительно! Вернувшись к себе в комнату, я обнаружила, что могу по памяти записать лекцию, слово в слово… Кажется, потом я не спала три ночи подряд. Мой мир встряхнули с такой силой, что я пережила нечто похожее на нервное расстройство.

После той знаменательной лекции Сесилия Пейн погрузилась в астрономию с головой. Каждую книгу на эту тему, которую удавалось найти в библиотеке, она жадно прочитывала, а гигантский труд Анри Пуанкаре под названием «Космогонические гипотезы» стал для нее, как отмечала Пейн, постоянным источником вдохновения:

В обсерватории намечалась ночь открытых дверей. Я села на велосипед и, проехав Мэдинглей-роуд, увидела толпу, окружившую телескоп Шинкшенса — забавный инструмент, который, по словам Уильяма Маршалла Смита (астронома Лондонской обсерватории), «совмещал в себе все недостатки рефракторов и рефлекторов, вместе взятых»… Грубоватый, но благодушный Генри Грин, второй помощник астронома, настроил телескоп. И вот уже я рассматриваю двойную звезду, компоненты которой различаются цветом. «Как такое может быть, — спросила я, — если их возраст одинаков?» Грин не нашелся, что ответить, а когда я вконец доняла его расспросами, окончательно сдался. «Я, пожалуй, оставлю вас за главного», — сказал он и убежал вверх по лестнице. К тому времени он успел навести инструмент на спиральную туманность Андромеды. Я принялась разглагольствовать о ней (да простит Господь мою самоуверенность!), стоя с маленькой девочкой на руках и показывая ей, куда глядеть. Тут я услышала мягкий смешок за спиной и, обернувшись, увидела Эддингтона.

Как выяснилось, Генри Грин заявился к нему в «профессорский кабинет» и попросил помочь. Он сказал: «Там одна женщина задает вопросы». Мой час настал, и таким случаем нельзя было не воспользоваться. Я выпалила, что мечтаю стать астрономом. Интересно, тогда или все-таки потом он произнес фразу, которая впоследствии помогла мне пережить множество отказов: «Я не вижу непреодолимых препятствий этому». Тогда я поинтересовалась, что мне следует прочесть. Он упомянул несколько книг, и я поняла, что все их уже прочла. Поэтому он порекомендовал мне Monthly Notices («Ежемесячные записки») и Astrophysical Journal («Астрофизический журнал»). Их можно было найти в библиотеке обсерватории, которой, как он заявил, я теперь смогу беспрепятственно пользоваться. Перефразируя надпись на могиле у Гершеля, он открыл мне двери Царствия Небесного.

Английский астрофизик показал, что при определенных условиях с поверхности Солнца могут выбрасываться атомы. Описанный им механизм сегодня является ключевым моментом в теории звездного ветра

Энтузиазм и целеустремленность Сесилии Пейн заслужили уважение среди кембриджских астрономов. Вот как она познакомилась с одним из самых известных среди них:

Как-то днем я подъехала на велосипеде к Солнечной обсерватории; у меня в голове вертелся один вопрос. Там я увидела молодого человека, чьи светлые волосы ниспадали на глаза: сидя на крыше одного из зданий, он пытался ее отремонтировать. «Я приехала спросить, — прокричала я ему, — почему эффект Штарка (расщепление линий спектра в электрическом поле) не наблюдается в звездных спектрах?». Он слез с крыши и представился Эдуардом Артуром Милном, вторым человеком в обсерваторской группе. Позже он стал моим хорошим другом и вдохновлял меня своим примером. Но он не знал ответа на вопрос, который продолжал меня занимать.

Именно Пейн-Гапошкина определила состав Солнца и доказала, что у центральной звезды нет твердого железного ядра

Несмотря на поддержку Милна и Эддингтона, Сесилия Пейн не могла проникнуть в удушливый мир британской астрономии, и поэтому она отправилась в Америку, в Гарвард, где достигла карьерных высот. Самая знаменитая из ее работ посвящена химическому составу Солнца. Она показала, что общепринятая интерпретация линий в солнечном спектре — согласно которой в глубинах Солнца скрываются огромные запасы железа — неверна. Солнце, как ей удалось выяснить, состоит главным образом из водорода, а остальное — гелий. Этот результат, изложенный в ее докторской диссертации, был для гарвардской академической элиты тогда слишком революционным и вызывал только насмешки, особенно со стороны предводителя американских астрономов, высокопарного и могущественного Генри Норриса Рассела.

Но прошло несколько лет, и выводы Сесилии Пейн были подтверждены и приняты большинством ученых. Из ее работ вытекал простой ответ на вопрос, откуда у Солнца практически неисчерпаемый источник энергии. Этот источник энергии — термоядерная реакция. Теоретический анализ, подтвердивший правоту Пейн, проделал не кто иной, как сам Рассел. Наконец он стал воспринимать ее всерьез — но, разумеется, так и не извинился за прежнее недоверие. Руководство Гарварда не сочло нужным хоть как-нибудь облегчить жизнь автору громкого открытия, и, несмотря на масштабы ее достижений, Пейн загрузили преподаванием настолько, что она была вынуждена практически прекратить свои исследования. Ею восхищались как преподавателем, и в конце карьеры она успела поучаствовать в одном научном проекте со своей дочерью, которая вслед за ней увлеклась астрономией — правда, уже наступила более просвещенная эпоха. К тому времени сама Сесилия Пейн стала профессором, главой астрономического факультета Гарварда. Ее мужем был астроном из России, Сергей Гапошкин — она познакомилась с ним в Европе, когда ему решительно не везло. В конце концов он нашел место на ее факультете в Гарварде. Он так никогда и не стал кем-то большим, чем ассистент собственной жены, и, как рассказывают, однажды заметил, бессознательно преувеличивая: «Сесилия даже более великий ученый, чем я».

В своих воспоминаниях Сесилия Пейн советует тем, кто стремится стать ученым:

Молодые люди, а особенно молодые девушки, часто спрашивают у меня совета. Вот он — valeat quantum. Не стоит искать научной карьеры ради славы или денег. Есть более легкие пути добиться и того и другого. Идите в науку, только если ничто иное вас не удовлетворяет; потому что ничего иного, кроме собственного удовлетворения, вы и не получите.

Некоторые скульпторы долго и упорно превращают безжизненные каменные глыбы в изыски изобразительного искусства, другие же, напротив, предпочитают работать с податливой и мягкой глиной, которая за считанные часы позволяет воплотить в жизнь полет фантазии мастера. Но есть и такие, как Джонти Гурвиц (Jonty Hurwitz), кто производит миллиарды компьютерных вычислений, прежде чем преступить к материализации своих идей. Читать дальше>>